Процессия двигалась в ад. Ковыляли пингвины, хромали буревестники, ползли собаки и пони. Касатка стёсывала живот о породу. Полярники подняли ношу выше. Глядя перед собой, обессиленный Лангеланд вдруг осознал, что эта протоплазма мертва, как мертвы его конвоиры, что это лишь ещё одно животное, поднятое из могилы немыслимым зовом.
А настоящие кукловоды таятся у базальтовых гребней: Лангеланд увидел бочкообразные тела, прозрачные крылья, головы, похожие на медуз или на мясистые цветы. Чуть раскачиваясь, эти исполины наблюдали из тени. Непостижимо древние, истинные хозяева Антарктиды.
Щупальца скользнули по лицу зоолога, сдирая щёки, как кожуру с банана. Он не почувствовал боль. Он смотрел на тех, с головами медуз, пока кровь не залила глаза. И в новом красном мире, теряя ломти мяса и остатки разума, Лангеланд захохотал.
– Текели-ли! – пророкотал ветер.
Мёртвые пингвины ловили клювами капли крови и кланялись старым богам.
«Мистер Пибоди! Посоветовавшись с коллегами, мы приняли решение удовлетворить Вашу просьбу. Мискатоникский университет снабдит экспедицию всем необходимым оборудованием, а Фонд Н. Д. Пикмена спонсирует проект. И пусть Вам сопутствует удача там, в неизведанных уголках Земли».
Цветы из космоса
Екатерина Галактионова
Своего деда Зелофехада Мура я практически не знал. Мой отец женился против его воли, и о нашем семействе дед предпочитал не вспоминать. В первый раз я увидел его на поминках по дяде моего отца – Эбинезеру Муру. Зелофехад был крепким стариком с суровым лицом и заплетенными в тугую косицу седыми волосами. Он не обменялся с отцом и словом, а нас с матерью и младшей сестрой словно и вовсе не видел.
Спустя несколько лет после похорон в местечке, где жил дед, произошла какая-то неприятная история. Как я понял, деда обвиняли в колдовстве, но доказать ничего не смогли. Вскоре Зелофехад прислал отцу письмо, желая восстановить отношения. Однако мой бедный отец уже умирал от чахотки, и долгожданного примирения не случилось – дед приехал уже на похороны.
Я поразился разительной перемене в его внешности и повадке. Он сильно сдал и походил лишь на тень самого себя. Со слезами на глазах стоял он над гробом сына, а после траурной церемонии сразу уехал, и больше я его не видел. Зелофехад пережил моего отца на несколько лет. За все это время мы не получили от него ни строчки.
Тем удивительнее мне было получить письмо от душеприказчика Зелофехада, из которого я узнал, что унаследовал старый дедовский дом в Аркхэме. Родственники советовали мне не вступать в наследство, однако меня соблазняла близость Мискатоникского университета, в котором мне обещали место ассистента, и я решил взглянуть на дом и уже на месте принять решение.
Знойным июльским днем я доехал по пыльной дороге к самой окраине Аркхэма, где Мискатоник разливался по весне, затопляя прибрежные луга, из-за чего около дома образовывалось настоящее болото. Дом стоял в окружении заброшенного сада. Ветви деревьев давно никто не обрезал, и их разросшиеся кроны наполняли воздух зеленым шумом.
Я с интересом разглядывал неказистое двухэтажное здание, в котором причудливо переплетались элементы разных эпох. Первый этаж, добротный, деревянный, на прочном каменном фундаменте, принадлежал к строгому пилигримскому стилю. Над ним нависал второй, затемняя окна. Однако следующие хозяева попытались смягчить строгость пилигримов и пристроили шестиугольную островерхую башню и вычурное каменное крыльцо. Меня искренне позабавил этот необычный результат архитектурных экспериментов, и я сразу понял, что останусь здесь жить.
Обстановка внутри меня устроила: мебель была хоть и старая, но крепкая. Но больше всего меня поразила библиотека. Ей отводилась отдельная комната, и я с интересом изучал, какие авторы и идеи занимали ум моего деда, с которым человеческая гордыня и безжалостное время так и не дали мне познакомиться.
Там были труды Плутарха и Аристотеля, астрономические исследования Тихо Браге и Николая Коперника, «Книга о разнообразии мира» Марко Поло, собрание мифов и легенд разных народов мира. Однако я с отвращением обнаружил и такие книги, как «Malleus Maleficarum» и «Vitae sophistrarum» Евнапиуса, «Discurs des Sorciers» Буге, а также «Некрономикон» Абдула Альхазреда – целый шкаф был посвящен ведовству и магии. Я засомневался, были ли уж так беспочвенны обвинения в колдовстве, сделавшие Зелофехада отшельником и изгоем.
Из-за переезда у меня было достаточно своих забот. Электричество в доме работало с перебоями, водопровод барахлил. Второй этаж требовал ремонта – деревянная обшивка здесь довольно сильно обветшала, а вход в башню и вовсе был заколочен. Скромной зарплаты ассистента хватало с трудом, и чтобы покрыть расходы, я даже продал часть книг и ненужной мне мебели.