– Но мо-жем, – предложил Арт Ти. – Я погашу твой кредит, выплачу деньги за пификус и открою секрет, как его активировать!
Гитик размышлял ровно двадцать семь секунд. И ровно через двадцать семь секунд вычислительная система выдала положительный ответ.
– Согласен, – вздохнул кибероид, махнув манипулятором и потирая ушибленный корпус.
Арт Ти подключился к Киберсети и через мгновенье утвердительно мигнул.
– Все средства переведены. Кредит погашен.
Он повернулся и побрёл к выходу. Следом, покачиваясь вправо-влево, шёл юный дракон с планеты Каменного Огня.
– Эй! А секрет? – опомнился Гитик.
Альфероид повернулся и отправил в потолок фейерверк оранжевых блиндов.
– Погладить. Его нужно было погладить. Вот так!
Он нежно провёл захватом по гладкой чёрной шее существа.
Дверь захлопнулась, с визгом включилась внешняя защита, а Гитик продолжал неподвижно стоять на месте, бормоча волшебное слово:
– Погладить, погладить, погладить… Чёрт! Как я сразу не догадался!
Он хлопнул захватом по мозгокапсуле, воткнул в гнездо штекер Киберсети и отправил короткий запрос: «Аукцион, пификус, покупка, продажа…»
Без связи
Андрей Кокоулин
Ирка Телегина всегда выходит на связь со мной по рабочему графику. Это Анька Глебова или Жорик Сапковских могут напоминать о себе, когда им заблагорассудится, или вовсе откликаются лишь по запросу. Необязательные ребята. А Ирка – нет. У Ирки сказано: связь с оператором каждые три дня стандартного времени, все, связь с оператором.
Лететь к ней в тмутаракань, куда-то в сектор у созвездия Рыб, около двух месяцев дежурным транспортом центра. Сектор малоисследованный, устойчивых переходов к планетным системам кот наплакал. Можно на полгода застрять из-за флуктуаций и звездного ветра. А связь благодаря эффекту Гойца-Майрика и квант-ретрансляторам – мгновенная, с миллисекундной задержкой.
Словом, мы мило общаемся.
Я сажусь у монитора. Настраиваю камеру. Загорается зеленый огонек абонента.
– Это Игорь, – говорю я. – Код ноль-ноль-один, ЦСО «Кембер», системный оператор.
– Это ноль-один-два, автономный исследовательский модуль, «Гиба», – отзывается Ирка. – Прием.
– Как дела? – спрашиваю я.
– Хорошо, как всегда, – отвечает Ирка. – Прими отчетность.
Раньше мы обменивались, в основном, текстовыми сообщениями. Но это оказалось совершенно некомфортным для нас обоих. Ирка пишет быстро, я успеваю строчку обдумать и набрать, когда у нее уже готов текст на полстраницы. А потом печатные строчки часто не могли передать то, что мы друг к другу чувствовали.
Поэтому мы задействовали голосовой и визуальные модули. Визуал часто барахлит, но я привык, что Иркино лицо во время сеанса замирает или забивается полосами помех. Главное, я ее видел.
И слышал.
Голос у Ирки – с легкой картавинкой. Картавинка то пропадает, то появляется, и это придает ее речи особенную прелесть.
– Какой массив? – спрашиваю я.
– Семьдесят петабайт, если округлить, – отвечает Ирка. – В основном, исследования почвы, минеральный состав приполярных областей, наброски к морфированию.
– Хорошо, принимаю.
Загрузка выскакивает в отдельном окошке на мониторе. Петабайты проносятся из конца в конец окошка пучком зеленых электронов.
– А как сама? – спрашиваю я.
Ирка приближает лицо к объективу камеры. Ее глаз на мгновение занимает все доступное пространство.
Глаз – серо-зеленый.
– Что, плохо выгляжу?
Я улыбаюсь.
– Нет. Вижу даже, постригла челку.
– А, это, – Ирка кокетливо взбивает волну рыжеватых волос, – внесла некоторое разнообразие. Тебе нравится?
– Очень, – говорю я.
Ирка смущенно краснеет.
– А у нас здесь одни базальты, – говорит она. – Вулканической активности миллионов двести как нет, почва состоит из кремнезема, оксидов железа, алюминия и магния, в избытке фтора и фосфора.
– Скучно?
– Ну, немного, – вздыхает Ирка. – Но ты не думай, что я совсем уж скучаю. У меня два десятка проектов. Три лаборатории, спасательная станция, энергетика, роберы, оксигенные микроорганизмы, наблюдение звездной активности…
Я снова улыбаюсь.
– Я знаю.
– Ах, да, – Ирка поворачивается в кресле, демонстрируя панель с датчиками во всю стену у себя за спиной, – тогда я покажу тебе вот что.
Откуда-то снизу она достает планшет и направляет его экраном ко мне. На планшете – картина: темно-оранжевые горы, красный песок, резкие тени и ползущий вдалеке желтый модуль. След от гусениц похож на выдавленные в песке ступеньки. Небо – серо-стальное, голубоватое, мятое, словно летящий по ветру шарф. Цвета избыточно ярки, линии густы и не имеют строгости.
– Экспрессионизм? – спрашиваю я.
– А похоже? – спрашивает Ирка, с удивлением заглядывая в планшет.
– Наверное. Не силен. Настроение души?
Ирка смеется.
– Хочешь, подарю?
– Давай, – киваю я.
Приемник звякает. Принтер, шурша и пофыркивая, начинает печатать картину в большом разрешении. Иркино лицо прорезает косая линия помех.