Фантастический Калейдоскоп: Механическая осень

Мастер отбросил изрешечённое тело безрукого и собрался броситься на помощь Цапелю, когда краем глаза увидел, как боец с косичками тащит на плече окровавленное тело Эрны.

– Нет! – выкрикнул Троян.

Развернулся, чтобы спасти девушку, но уткнулся лбом в ствол винтовки.

Чернявый нажал на спусковой крючок.

Кровь, кусочки мозга и кости разукрасили комнату.

***

Рассветные лучи осветили апартаменты. Дым от трав давно рассеялся, открывая картину разрушений. Всё было сломано, разбито, перевёрнуто и продырявлено. Коричневый цвет запёкшейся крови стал основным акцентом в комнате. Было тихо и даже не страшно, понятно, что всё уже произошло и ничего уже не исправишь.

Цапель приоткрыл глаз. Боль немного поутихла, но, когда сознание вернулось, накинулась вновь.

Он глянул на своё крыло и лапу, лежавшие рядом, но отдельно, и подумал:

«Ненавижу плазменное оружие! Вот раньше отрубили мечом, приставил обрубки друг к другу и всё – прирастает как нужно. А теперь! Края нужно зачистить от запёкшейся плоти, подпилить оплавленную кость, да ещё и подпорки, и растяжки. Ждать и терпеть пока прирастёт. Ненавижу плазму!»

Рядом, раскинувшись на спине, лежал Троян. Цапель напрягся и на одном крыле подполз. Путешествие было недолгим, но болезненным. Лёг рядом, положив голову на живот мастеру.

– Мастер, вот ты мне скажи, я на такое подписывался? – опекун покосился на остекленевшие глаза Трояна. – Нет, отвечу я тебе! Приходи, говорит! Жить долго будешь! Научу тебя всему! Мир повидаешь! Ага, щас-с-с.

Обрубки сильно болели, но боль со временем Цапель научился терпеть. А вот умение ворчать и сетовать на судьбу с годами только возросло.

– Молчишь? Вот и молчи, раз сказать нечего. У кого теперь забот на несколько лет, не знаешь? А хочешь намекну? – Цапель прокашлялся. Говорить было трудно, но молчать ещё труднее. – Выращивай теперь тебя, поливай. Хорошо, что семена свои ты посадил, надеюсь, и Макошь ваш давний уговор выполнит.

Опекун замолчал ненадолго, восстанавливая дыхание.

– Ладно, хоть Эрну спасли, кровницей нашей сделали. Да и отморозки големом довольны точно будут. Хороший он у тебя получился, никто от настоящей не отличит. Но намучаюсь я теперь с девчонкой! А может под сон-травой её так в заимке лесной и держать, пока ты рядом не созреешь? – Цапель замахнулся крылом в сторону Трояна, но вместо удара, аккуратно прикрыл ему веки. – До встречи, старый друг. Пополз я части свои собирать, и до заимки дотянуть нужно, пока народ не набежал. И никто мне бедному не поможет. Всё сам. Всё сам.

О ноябре, вечности и дурных привычках Евгения Кутман

Ennio Morricone

«Le Vent, Le Cri».

Горячий кофе обжёг руку, оставляя болезненный след. Чашка жалобно хрупнула об угол столешницы и ускакала вниз, превращая затёртый линолеум в мечту абстракциониста.

– Вот дерьмо! – поджимаю губы и досадливо грохаю туркой по чугунной решётке плиты.

Дурная привычка – ругаться. Но соблюдать детские запреты – привычка ещё более дурная.

У чашки скололась ручка. Верчу два фарфоровых кусочка – большой и малый, пытаюсь приложить один к другому. Зачем? Бессмысленная трата времени. Кидаю обломки в ведро и иду за тряпкой.

Горьковатый аромат щекочет язык, но кофе больше не хочется. Словно с разбитой чашкой пропало и желание. Надо переставить турку в раковину, протереть плиту. Но вместо этого достаю с верхней полки бокал, из холодильника полупустую бутылку вина с огрызком сулугуни и подхожу к окну.

Четвертый этаж серой панельки не может похвастаться панорамным обзором. Кусок дороги мигает светофором и разбегается на перекрёстке. Мутным аквариумом вырастает остановка, с которой Стас ежедневно уезжает на свои мегаважные совещания. За остановкой начинается парк. Я знаю, что он большой, помню каждую аллею, каждую скамейку. Но из окна видна только ограда и несколько потемневших деревьев.

Не выдерживаю, достаю телефон. Когда приходили последние сообщения? Вчера, позавчера? Надо взять себя в руки и выполнить обещанное: заказчик скоро потеряет терпение и потребует назад свой аванс. Надо взять себя в руки! В комнате ждут загрунтованные холсты на подрамниках. Их не видно с кухни, но, как и парк за окном, я легко могу представить три разноцветных прямоугольника у дальней стены.

Вино заканчивается предательски быстро. Отправляю остатки сулугуни обратно в холодильник, попутно провожу ревизию запасов. Не густо. Значит, придётся сделать то, к чему я готовилась несколько дней, – выйти наружу.

Одеваюсь нарочито медленно: руки дрожат. Чёрт, ещё же не вымыла турку! Радостно вжикает молния, куртка возвращается на вешалку.

Стоп. Так дело не пойдёт. Дуб, орех, мочало – начинай сначала. Супермаркет в двух шагах от дома, пятнадцать минут туда и обратно. Нужно просто успокоиться и открыть дверь. Нужно успокоиться!