Фантастический Калейдоскоп: Механическая осень

Языки пламени взмывали в ночное небо. Потрескивал хворост, слышался смех и звон кубков. Мне кусок не лез в горло, но Кайлу я заставила поесть.

Дома мы были далеко за полночь. Сон не шёл, и я проворочалась до утра.

Но едва забрезжил рассвет, как знакомый голос зашептал:

– Отправляйся на ту сторону к Обожжённой двери, покрытой углём.

– Поди прочь, из-за тебя Азарт заметит нас! И его жребий…

– Сомнения! Сомнения! Вот твоё укрытие от них. Новые боги могущественны, но не всесильны. Отдай свою веру достойному.

Тут уж я не удержалась и рассмеялась в лицо пришлому оборванцу, который невесть как оказался в закрытой комнате у края моей постели.

– Ты знаешь такого? Тогда я не против!

– Если согласишься, я помогу тебе.

– Мама? – за печкой зашевелилась Кайла. – Всё хорошо?

– Лежи, не двигайся. И не дыши, пока не скажу.

Но едва я отвела взгляд, незнакомец растворился в воздухе, как не бывало.

Мы лежали в молчании, однако жёлтый глаз Азарта так и не показался в нашем окне этим утром. И следующим, и следующим. И следующим.

Восемь дней прошло со смерти сына, и вера в моей душе умерла окончательно. Всё умерло внутри и вокруг меня, покрылось серым пеплом. Все звуки, все краски, все чувства. И лишь слова чужака крохотным угольком тлели в сердце, подпитывая тревогу, что разливалась по телу, сковывая мысли и движения.

Сегодня в храме моя смена уборки. В окружении сумерек я зажигала благовония и вновь думала о юродивом. Дымок от веток можжевельника поднимался из курительной чаши, я машинально поглаживала косу и всё смотрела в глубину двора. Там, в дальнем конце гипостильного зала, на возвышении, стоял трон нашего бога. Сверху на престол падали солнечные лучи, очерчивая, выделяя его из окружающей тьмы, что рядом с ним была ещё гуще. Пылинки слабо мерцали в столбе света.

«Новые боги не всесильны».

– Вспоминаешь обо мне? – жаркий шёпот коснулся моего уха, а дыхание обожгло шею.

Я пропустила вдох, а кожа покрылась мурашками.

– Ты всё ещё так прекрасна, – мягкие губы Сладострастия коснулись моей щеки, а руки заскользили по плечам и вниз, вниз, вниз!

Его глаза цвета холодного зимнего неба были так близко, а губы… Едва я потянулась за поцелуем, как он усмехнулся и ушёл, не оглядываясь, в сопровождении послушников и хохочущих атун в святилище храма. Оставил меня одну в смятении чувств.

Наше Великолепное божество. Бог Сладострастия. Его золотая кожа сияла, словно бриллиант, а голос звучал как бархат. Его волосы, длинные и мягкие, а его руки всегда знали, что делать.

Проклятье.

Ненавижу его за эти игры, что воскрешают в душе давно похороненные чувства.

Я протянула руку и коснулась щеки – на пальцах остался мерцающий след от его кожи. На жёстких от работы ладонях расходилось и постепенно гасло божественное сияние.

– На третий день собирайся и уходи. В самое тихое время перед рассветом. Звезда на западе приведёт тебя к нему.

Молчание.

– Уходи, иначе она умрёт.

Едва последний из послушников скрылся в святилище, как зазвучал тот самый шёпот. Краем глаза я заметила легкую тень за плечом, что растворилась, стоило повернуть голову.

***

«Мама!»

Я вздрогнула, будто и не спала, голос сына звучал в тишине, да так явно!

За окном в лучах зари растворялась утренняя дымка. Любимое время Азарта. Если напрячь слух, то, наверное, можно услышать, как где-то в тумане взлетала и падала его монета. Но я больше не верила в богов. Больше ни во что не верила.

Непослушные слёзы полились из глаз, и я с тоской прижала к груди рубаху младшего сына. На ней остался его запах. Проклятье!

Кайла тоже проснулась. Послышалось тяжёлое дыхание и скрип кровати. Занавеска взметнулась и, колыхаясь, вернулась на место. Девчонка завозилась у печки, разжигая огонь. Трудно это признать, но невестка делает успехи.

– Поставь чайник, Кайла, – я утираю слёзы и тоже встаю. – Вечером приду поздно – сегодня смена в храмовом скотнике.

Она молча кивнула, уголки губ чуть приподнялись, но глаза на бледном лице всё такие же красные и заплаканные, как вчера.

– И достань-ка душицы. Заварим лечебных трав.

Скотник – один из многочисленных хозяйственных построек при храме. Все ритуальные животные рождаются здесь. Все. Кроме оленя. Хотя пару лет назад Сладострастие приказал поймать несколько особей, но с потомством пока не заладилось. В тайне я надеялась, что так будет и впредь. Пусть больше никто не рождается для смерти. Для такой глупой, бесславной, наполненной лишь жаждой наживы.

Я потянулась почесать за ушком милых животных. Ладонь скользила по гладкой шерсти. Милые, доверчивые олешки… Я пропустила вдох, и осела на землю.

Мой доверчивый и наивный Бриал.

Руки в судороге стискивали перила ограды, и я, словно рыба, беззвучно открывала и закрывала рот, не в силах даже кричать. Слёз больше нет.

Оленуха лизала мои пальцы, в поисках угощений.

Кажется, солнце тысячи раз успело взойти над Скалой Запада, прежде чем я пришла в себя.

Руки почти отмерзли, я скорее запихнула красные, негнущиеся пальцы в колючие шерстяные варежки и двинулась к овчарне. Довольно. Истериками не вернёшь сына, а ведь мне надо тянуть ещё и Кайлу. Сохранить её и моего внука.