Фантастический Калейдоскоп: Механическая осень

Ну вот, барин, потом он рассказал нам, что вовсе он не леший, что кличут его Андроном… Вернее сказать, похожее имя было, Андрой или Андрод, да Андрон-то — хоть имя человеческое. Впрочем, он говорил, что таких, как он, всех зовут Андронами, потому мы его Жбаном и прозвали. Он не обиделся, даже, пожалуй, понравилось, что теперь собственным именем наречён.

Много таких? Он сказал, что много, но у нас он один был. Всему свой черёд, слушай дальше.

Слово за слово, решились мы Жбана у себя оставить, тот обещал во всём нам помогать и от работы не отлынивать. Прохору пообещали за ним присматривать и, ежели что не так будет, прогнать обратно в лес. Прохор возразил, что поздно будет, да как-то поверили мы Жбану — хоть и страшный был, а Сеньку не обидел. И пара рук лишняя в хозяйстве сгодится.

Да вот ведь в чём загвоздка — никто его к себе брать не захотел. Сызнова спорить начали.

Никодим бороду почесал, да и буркнул:

— Пусть Васька Жбана у себя поселит, — это про меня-то. — Чей сын-то его привёл?

Все согласно закивали. Я, было, попытался воспротивиться, да никто уж слушать не стал — довольны были, что со своих плеч ношу скинули. Зато как Сенька обрадовался — прыгал и скакал вокруг, как тот кузнечик!

— Ну пойдём, что ли, — говорю железному, да сам домой направляюсь.

Жбан ничего не ответил, а просто следом двинулся.

Вдруг по пути молвит:

— Господин Васька, — честное слово, так и сказал, — давай я топор наточу.

Я ему топор доверить побоялся, ответил, что это уж я сам как-нибудь, да и господином меня нечего величать. Дал метлу ему, пусть бы двор подмёл, Сеньку в дом отправил, а сам с топором пошёл. Иду такой, а сам думаю, что вот ведь свалился на мою голову.

Вслед вдруг слышу, опять «Бом! Бом!» — колоколом своим звенит:

— Васька, всё готово, двор подмёл! Что дальше делать?

Ага, так я ему и поверил! Оборачиваюсь, да челюсть вниз от удивления так и уронил — отродясь такой чистоты во дворе не было, могла бы от чистоты земля сверкать — сверкала бы, а самое главное, что и не слышал я совсем, как он подметал, так, лёгкий ветерок.

Говорю ему:

— Ты отдохни пока, а я уж пораскину умом, чем тебя занять.

Сказал, а сам глазам не верю. Жбан тем временем кивнул, да и встал, как истукан, с метлой в руке — хоть в поле ставь, ворон отгонять. Я его покамест так и оставил, нужно было с топором закончить.

Пока точил, Сенька выскочил, а за ним — Фроська, жена моя.

На двор подивилась и на Жбана с метлой, а затем и вопрошает:

— Скажи, чудище лесное, что ты обыкновенно кушать изволишь?

Тот отвечал, что никакой еды ему и не потребно вовсе. Такое вот диво — не ел он, барин, да и, как потом узнали, не спал совсем. Фроська лоб рукавом-то утёрла, обрадовалась, знамо, что нас не слопает.

Я тем часом топор наточил, да у Жбана спрашиваю:

— Сумеешь ли ты дров нарубить?

— Ещё бы, конечно!

Даю топор ему — не успел опомниться, как он столько уже нарубил, что останавливать пришлось. Да дровишки, барин, получились ровнёхонькие, одно к одному — чудеса, да и только. Он и в поленницу их мигом сложил.

Я тогда водицы из ковша отпил, да Жбана за собой в избу позвал. Он, само собой, согнулся в три погибели, но в избу зашёл. Светит глазами — светло, как днём! Фроська посетовала, что лучина такого света не даёт, — как ведь было бы всё хорошо видно. А я, барин, веришь, полушку нашёл — с полгода как выронил, да и потерял, а тут глядь — она в самом углу, в щёлку угодила, да и застряла там. Подобрал, а то ведь добрый знак был — к удаче, ясно, Жбан объявился.

В избе ему тесно было, потому мы его в хлеву и разместили. Мы с Фроськой в тот день полночи не засыпали — имелось, о чём посудачить. А Сенька — тому хорошо спалось, дитё ведь, — лежал себе, потягивался сладко, да улыбался во сне.

На новый день просыпаемся, а Жбан уже корову подоил и яйца у кур собрал, стоит под дверью, нас дожидается.

Так вот, барин, он у нас жить и стал. Оказалось, в его руках любое дело спорится — мы его к работе и приспособили тогда. И по двору, и по хозяйству — сперва у нас токмо, а потом и по всей деревне, скорости-то ему хватало, шустрый ведь был, каких поискать. В поле хорошо работал, его в поле вообще можно одного было выпускать, да мы всё равно с ним ходили, потому как без дела не привыкли.

Детишки в нём души не чаяли, а Жбан играл с ними — в прятки, например. Он же большой, за бочку спрятался — всё равно видать его, а мелюзге весело, хохочут, смехом заливаются. Катал их на загривке, а у него скорость — будь здоров, наперегонки с лошадьми бегал. Детям ветер в лицо, счастьем лучатся и улюлюкают на всю округу. И вроде на вид-то Жбан чудовищем был ужасным, а на деле оказался добрейшей души.

А мы что думали? Нам, барин, Жбан, известное дело, тоже нравился, не только детям. Никодима он всякие штуки из дерева выпиливать научил, Фроське вот показал гриб какой-то, который можно в суп добавлять, чтоб тот сытнее становился. А как-то раз он досочку смастерил, а на ней клетки вырезал, камушков раздобыл, чёрных и белых, да забаву нам показал, шашки называется — камушки по клеткам прыг-скок, да других камушков всех перепрыгать должны!