Фантастическое путешествие (Сборник)

— Кроме того, он выдает колебания, — мрачно заметила Баранова. — Если мы притянем его к кораблю, он станет частью нашего общего минимизированного поля, и его размер изменится в соответствии с нашим. Быстрее, Софья.

Послышался глухой удар о корпус корабля. Моррисон был притянут электрическим полем.

Глава 16 СМЕРТЬ

«Когда солнце заходит, становится темно. Не позволяй этому застать тебя врасплох».

Дежнев Старший.

Моррисон ничего не мог вспомнить из того, что случилось: ни до, ни после того, как он попал на корабль. Как он ни старался, но он не вспомнил, видел ли он корабль, не вспомнил момент преобразования его электрического заряда и то, как с него стягивали комбинезон.

Последнее, что он помнил, — это отчаяние и одиночество, ожидание взрыва и смерти. И сразу же напряженное лицо Калныни, с тревогой склонившееся над ним. Между этими двумя эпизодами был абсолютный провал.

Разве такого уже не было? Два инцидента. И в каждом — заботливое лицо Калныни. Между этими происшествиями — всего лишь несколько часов. Но, казалось, все слилось воедино. Моррисон напрягся и прохрипел:

— Мы движемся в правильном направлении? — он спросил это по-английски.

Калныня, немного помолчав, медленно и тоже по-английски ответила:

— Да, Альберт, но это было важно, когда мы были в капилляре. После этого вы вернулись на корабль, а затем во второй раз вышли, но уже в нервную клетку. Сейчас мы в нейроне. Вы вспомнили?

Моррисон нахмурился. Что все это значило?

Однако постепенно, небольшими частями, память к нему возвратилась. Он закрыл глаза и постарался еще раз все вспомнить. Затем он спросил уже по-русски:

— Как вы нашли меня?

Ему ответил Конев:

— Я чувствовал, и довольно остро, волны мыслей Шапирова, когда они проходили через твой прибор.

— Мой компьютер! Он цел?

— Он был привязан к вам. А вы слышали какие-то важные мысли?

— Мысли? — Моррисон тупо уставился на него. — Какие важные мысли? О чем ты говоришь?

Коневу не терпелось, но он изо всех сил сдерживал себя. Поджав губы, он сказал:

— Когда вы были снаружи, я мог различать волны мышления Шапирова, которые проходили через ваш прибор. Но не было никаких конкретных слов и образов.

— А что же вы тогда чувствовали?

— Мучение.

В разговор вступила Баранова:

— Никто из нас, кроме Юрия, ничего этого не чувствовал. Но потому, как он это описал, оно напоминало муки мозга, понимавшего, что он в коматозной ловушке. А слышали вы что-нибудь конкретное?

— Нет, — Моррисон осмотрел себя с ног до головы. Он лежал на двух креслах, его голову держала Калныня. Моррисон попросил воды.

Он жадно выпил, а затем сказал:

— Я не помню, чтобы что-то видел, или слышал, или чувствовал. В моем положении...

Конев резко оборвал его:

— А какое отношение к этому имело ваше положение? Ваш компьютер передавал информацию. Я чувствовал это даже на большом расстоянии. А вы находились рядом. Как же вы могли ничего не чувствовать?

— Вы знаете, у меня хватало проблем, помимо этого. Я потерялся, Юрий, и был уверен в том, что погибну. Поэтому я просто не обращал никакого внимания на все остальное.

— Я не могу в это поверить, Альберт. Не лги мне.

— Я не лгу. Мадам Баранова, — очень официально обратился он к Наталье, — я требую вежливого отношения к себе.

— Юрий, — резко произнесла Баранова.

— Не нужно никого обвинять. Если у тебя есть вопросы — спрашивай, но не более того.

— Хорошо, я попытаюсь «по-другому», — продолжал Конев. — Я чувствовал огромный поток эмоций, хотя я находился на большом расстоянии от прибора, если исходить из наших размеров. Вы же, Альберт, были совсем рядом с компьютером. Кроме того, он был настроен на ваш тип мозга, не на мой. Может быть, ваш и мой мозг принадлежат к одной категории, но они не идентичны. И вы должны были чувствовать все гораздо острее, чем я. Но как тогда получилось, что я улавливал сплошные эмоции, а вы, находясь рядом с машиной, ничего не слышали?

Моррисон с усилием ответил:

— Неужели ты думаешь, что у меня было желание и время слушать? Меня унесло с корабля. Я был один, один — пойми же ты!

— Я понимаю, но вам не требовалось никаких усилий, чтобы это делать. Мысли должны были сами заползать к вам в голову, несмотря ни на что.

— Все равно, я ничего не чувствовал. Я знал лишь одно: я один и скоро умру. Как ты не поймешь этого? Я думал, что поднимется температура, и все кончится. Все было, как в первый раз...

Тут он засомневался и спросил Калныню:

— Ведь я два раза был там?

— Да, Альберт, — нежно ответила она.

— Но потом я понял, что моя температура не повышается. Вместо этого я стал пульсировать: становился то меньше, то больше. Я был вовлечен в какой-то процесс передачи минимизации, вместо ожидаемой передачи тепловой энергии. Это возможно, Наталья?

Баранова немного подумала:

— Это, естественно, произошло из-за выравнивания поля минимизации. Этого еще никто не исследовал. Но будучи там, вы нашли подтверждение этой теории.