Тут он резко открыл глаза. Да, снова пульсации. Несомненно. Теперь он это хорошо видел. Молекулы воды расширялись и сокращались в каком-то непонятном, неровном ритме. Они сначала отдавали полю свою энергию, а потом тут же возвращали. Он на себе чувствовал этот ритм и начал бормотать: «Больше-меньше, больше-меньше, больше-меньше». Наблюдая за расширением предметов, он чувствовал свое собственное уменьшение, и для облегчения этого процесса в него вливалось огромное количество энергии. Температура содержимого клетки была очень высока. Но, с другой стороны, эти элементы так же забирали у него практически всю энергию. А то, что оставалось, накапливалось в нем, и в любую минуту он мог взорваться.
Значит, когда молекулы воды расширялись (а он сам уменьшался), он был в безопасности, но когда молекулы воды начинали сокращаться (а он увеличивался), для него наступал критический момент. Если молекулы воды будут сокращаться до тех пор, пока не исчезнут совсем, то он будет увеличиваться, приближаясь к роковой черте.
«Больше — меньше, меньше — стоп!»
Моррисон перевел дыхание, так как молекулы теперь начали расширяться. И снова ожидание. Потом еще и еще. Надежда на то, что сокращение прекратится.
Казалось, им просто играют, но сейчас ему все было безразлично. Его снова доводили до последней черты и снова возвращали обратно. Сколько это может продолжаться? Если даже миллион раз, все равно для него это не имело значения. Рано или поздно запас кислорода кончится, и тогда он умрет жуткой медленной смертью от удушья.
Лучше все же мгновенная смерть.
Калныня закричала. Она первой поняла, что случилось. От ужаса у нее перехватило дыхание, и она не могла произнести ни слова.
— Он исчез! Исчез! — пронзительно кричала она.
Баранова сразу не поняла и спокойно спросила:
— Кто исчез?
Расширенными от ужаса глазами Калныня посмотрела на Баранову и произнесла:
— Кто исчез? Как ты можешь это спрашивать? Альберт исчез!
Баранова ничего не понимающим взглядом уставилась на то место, где только что находился Моррисон. Сейчас его не было.
— Что случилось?
— Я не знаю, — прохрипел Дежнев. — Мы немного свернули в сторону. Альберт, притянутый к корпусу, вероятно, сместился от центра притяжения. Я пытался избежать столкновения с... Даже не знаю, что это было.
— Устойчивая макромолекулярная органелла, — подсказал Конев, от ужаса закрыв лицо руками, — оторвала его от корпуса. Нам нужно вернуть его. У него, возможно, есть необходимая нам информация.
Баранова поняла случившееся. Резким движением она отстегнула ремень и встала:
— Информация! — жестко сказала она. — И это все, что ты в данный момент чувствуешь? Информация? Ты даешь себе отчет в том, что сейчас может произойти? Ведь минимизированное поле Альберта теперь изолировано, а он всего лишь размером с атом. В любой момент с ним может начаться процесс деминимизации. Его шансы в этом по меньшей мере в пятьдесят раз превосходят наши. С информацией или без нее, но мы должны вернуть его. Если он начнет деминимизировать, он убьет Шапирова и тем самым он убьет нас.
— Мы зря спорим. У нас разные мотивы, но цель одна — вернуть его на корабль.
— Нам не нужно было его туда посылать, — сказала Калныня. — Я знала, что это ошибка.
— Что сделано, то сделано, — резко ответила Баранова. — Хватит! Аркадий!..
— Я пытаюсь, — откликнулся Дежнев. — Только не мешайте мне своей болтовней и не учите меня.
— Я и не пытаюсь тебя учить, болван. Я приказываю тебе. Поворачивай назад! Назад!
— Ну уж нет, — не согласился Дежнев, — позвольте сказать вам, что это глупо. Ты хочешь, чтобы я повернул на 180 градусов и пошел против течения?
— Но если ты просто повернешь, а затем остановишь корабль, течение само принесет его к нам, — предположила Баранова.
— Он висит, как на крючке. Его не принесет к нам течением, — возразил Дежнев. — В этой ситуации мы должны перебраться на другую сторону дендрита, и встречный поток пусть несет нас обратно.
Баранова прижала руки к груди и произнесла:
— Прости меня, что я назвала тебя болваном, Аркадий, но если мы пойдем назад встречным потоком, мы потеряем его из виду.
— У нас нет выбора, — настаивал Дежнев. — Нам не хватит энергии, чтобы самим пробиваться обратно против течения.
— Аркадий может делать что хочет, — усталым голосом произнес Конев. — Мы не потеряем Альберта.
— Откуда ты знаешь, Юрий?
— Потому что я слышу его. Вернее, чувствую. Вернее, чувствую мысли Шапирова через прибор Альберта.
Повисла тишина. Баранова, сраженная наповал, спросила:
— И что ты слышишь?
— Сигналы идут оттуда, — показал рукой Конев.
— Ты можешь определять направление? Но как?
— Я не знаю. Я просто чувствую — там!
— Аркадий, делай все, что можно, — сказала Баранова.
— Я и так делаю, несмотря на все, что ты говоришь, Наталья. Ты, может быть, и капитан, а я — лоцман. И сейчас мы смотрим в лицо смерти. Что мне терять? Как говорил мой отец: «Если ты висишь над пропастью, не пытайся поймать выпавшую из твоего кармана монету». Конечно, было бы намного лучше, если бы у нас был нормальный механизм управления, а не эта система с тремя смещенными двигателями.