Я боюсь разувериться в нас самих, укорениться во мнении, что мы посредственности, люди, которым не нужна эмоционально наполненная жизнь, не нужна полноценная политическая жизнь. Я боюсь возврата к старому. Я — не виг. Я не хочу думать, что подобное неизбежно. Я уверен: всегда существует выбор. Именно поэтому я был склонен рассматривать брак по меньшей мере как некое остаточное явление, нечто вроде реального наследия СПИДа, ко не получилось. Результаты по Гавайям и Аляске говорят о том, что нам предстоит еще очень многое сделать, чтобы убедить людей, что это реальность, что нам это нужно и что
Мне во многих отношениях кажется, что эта книга («Незамеченная любовь») — не что иное, как попытка провести черту под определенной частью моей жизни и попытаться двигаться дальше. И мне кажется, я не смог бы жить дальше, не написав ее, так что можно сказать, это своего рода исповедь. Наверное, так оно и есть. Книга возникла, подкатилась к горлу, как рвота. Даже абстрактный материал возникает подобно рвоте. Она достигла того момента, когда я понял, что не стану ее заканчивать, потому что мне больше нечего сказать, например, о дружбе, и я просто (имитирует звук рвоты) за две недели дописал последнюю вещь до конца. Три-четыре часа в день писал, пока хватало сил.
С этими делами доходишь до такого состояния, когда больше всего хочется по-настоящему выспаться, проснуться и вернуться к прошлой жизни прежде, чем поймешь, какую следующую вещь ты напишешь.
У меня такое ощущение, будто я тут наговорил чего не следовало бы. Впрочем, какая разница.
Непревзойденная Эми
Когда в литературной мастерской Тома Спенбауэра приступаешь к изучению минимализма, то первый рассказ, с которого начинается мастер-класс, это «Урожай» Эми Хемпель. Затем читаешь рассказ Марка Ричарда «Заблудшие». После этого можно считать себя конченым человеком.
Если по-настоящему любишь книги, если любишь читать, то, возможно, эту черту не захочется переступить.
Я не шучу. Доходишь до определенного места, и потом практически любая книга, какую берешь в руки, способна вызвать отвращение. Все эти толстенные опусы, написанные от третьего лица, книги с динамичным сюжетом, слизанным со страниц сегодняшних газет… после знакомства с рассказом Эми Хемпель можно сэкономить уйму времени и денег. Или же нет. Каждый год, заполняя Приложение «С» к декларации о налогах, я вычитаю все больше денег, заплаченных за новые экземпляры трех книг Хемпель — «Основание для жизни», «У врат царства животных» и «Валяй домой». Каждый год так и тянет поделиться этими книгами с другими людьми. Как правило, их обратно не возвращают. Хорошие книги никогда не возвращают. Вот почему книжные полки в моем кабинете завалены томами в жанре нон-фикшн, которые большинству людей кажутся слишком сложными — в основном это книги по вопросам судебно-медицинской экспертизы, — а также целой тонной романов, которые я терпеть не могу.
Когда я в прошлом году встретился с Хемпель в одном баре в Нью-Йорке, литературном кафе под названием «КГБ», она сообщила мне, что ее первая книга распродана и больше не допечатывалась. Единственный оставшийся экземпляр, насколько мне известно, хранится за стеклом, в пауэлловском салоне редких книг, первое издание в твердой обложке, продающееся по 75 долларов без авторского автографа.
Я давно взял за правило встречаться с живыми, во плоти и крови версиями людей, чье творчество я люблю. Это правило я припасу на самый конец.
До тех пор пока книги Хемпель не выйдут новым тиражом, я рискую потерять еще больше денег и завести еще меньше новых знакомств. Вы не сможете не всучить эти книги людям со словами: «Прочтите непременно!» или «Это почти про меня. Неужели она тоже вызвала у вас слезы?»
Однажды я вручил экземпляр «Царства животных» одному моему другу и предупредил его: «Если эта вещь тебе не понравится, считай, что у нас с тобой больше нет ничего общего».
Каждое ее предложение не просто создано рукой мастера, оно выстрадано. Каждая цитата или шутка, которую Хемпель выбрасываете манере циркового комика, это либо ужасно смешно, либо ужасно глубоко, что запоминается на долгие годы. Мне кажется, Хемпель сходным образом запоминает свои высказывания, прикипает к ним, приберегает для того, чтобы поместить туда, где они засверкают как бриллиант в достойной оправе. Несколько зловещая ювелирная метафора, однако рассказы Эми действительно инкрустированы и раскрашены такими замечательными штучками. Печенье с шоколадной стружкой, только без самого безвкусного печенья, одна лишь шоколадная стружка и дробленые грецкие орехи.