Фантастичнее вымысла

Нас ожидает миллион новых причин, почему невозможно прожить свою жизнь. Нам ничего не стоит похерить имеющуюся у каждого из нас возможность преуспеть в жизни, переложив вину на кого-то другого. Можно сражаться против всего на свете — против Маргарет Тэтчер, владельцев недвижимости, желания открыть аварийный выход в самолете… всего, что, как вам кажется, не угнетает вас. Можно жить кьеркегоровской ненастоящей жизнью. Или же совершить то, что Кьеркегор назвал Прыжком ВЕРЫ, когда мы перестаем жить с оглядкой на обстоятельства и начинаем новую жизнь, становясь движущей силой того, чему, как нам кажется, должно быть.

Нас ожидает миллион новых причин, чтобы жить дальше.

Что выходит из моды в данный момент, так это очистительная «трансгрессивная проза».

Фильмы вроде «Тельмы и Луизы», романы вроде «Банды с разводным ключом» — те, кто их смотрит или читает, вряд ли способны смеяться и понимать. Так что пока придется делать вид, будто мы не злейшие враги самим себе.

Конфронтация

В этом баре невозможно поставить бутылку с пивом на стол, потому что тараканы заберутся по этикетке и упадут внутрь.

Каждый раз, когда вы ставите бутылку, в следующем сделанном вами глотке пива обязательно оказывается дохлый таракан. В баре были стриптизерши-филиппинки, в перерывах между выступлениями они в крошечных бикини спускались в зал — немного подзаработать. За пять долларов они утаскивают пластмассовое кресло в тень между ящиками с пивом и, усевшись вам на колени, танцуют.

Мы заходили в этот бар потому, что он располагался рядом с больницей Доброго Самаритянина.

Мы навещали Алана. Мы сидели у него до тех пор, пока благодаря анальгетикам он наконец не засыпал. После этого мы с Джеффом отправлялись пить пиво. Джефф донышком бутылки одного за другим давил ползающих по столу тараканов.

Мы говорили со стриптизершами. Мы говорили с парнями, сидевшими за соседними столиками. Мы были молоды, моложавы, нам еще не было тридцати, и как-то вечером официантка спросила нас:

— Если вы уже сейчас приходите поглазеть на наших девочек, что с вами будет, когда вы состаритесь?

За соседним столиком сидел врач, он был значительно старше нас и многое нам объяснил. Он рассказал, что сцену специально подсвечивают красными и черными софитами, чтобы на руках танцовщиц не были видны синяки и следы от уколов. По его словам, ногти, волосы и глаза девушек могут рассказать о болезнях, перенесенных ими в детстве. Их зубы и кожа — о том, как они питаются. А их дыхание, запах их пота — о том, от чего они скорее всего умрут.

В этом баре все было липким — и пол, и столы, и все остальное. Говорят, сюда частенько заглядывала Мадонна, когда в Портленде снимался фильм «Тело как улика». Правда, я к тому времени уже перестал бывать в этом баре. К тому времени и Алан, и его рак были уже мертвы.

Эту историю я рассказывал и раньше: однажды я пообещал своей подруге познакомить ее с Брэдом Питтом, если она позволит мне участвовать в аутопсии покойников в морге медицинского колледжа.

Она трижды проваливала экзамены, но поскольку отец у нее был врач, то подруга всякий раз начинала курс заново. Тогда ей было столько лет, сколько мне сейчас, она в своей учебной группе была самой старшей, и ночью мы вскрыли три трупа, чтобы студенты-первокурсники могли на следующий день изучать их на занятиях по анатомии.

Внутри каждого тела оказалась самая настоящая неведомая страна, о которой я столько слышал, но никогда не предполагал, что увижу ее собственными глазами. Вот селезенка, и сердце, и печень. В черепной коробке — гипоталамус, кровяные бляшки, клубки Альцгеймера. Но все-таки больше всего меня удивило то, чего я не увидел. Эти желтые, обритые и кожистые тела были совершенно не похожи на мою подругу, орудовавшую пилой и скальпелем. Впервые я понял, что люди, возможно, нечто большее, чем их тела. Что в них, возможно, обитает душа.

В тот вечер, когда мы встретились с Брэдом, мы вышли из павильона звукозаписи № 15 киностудии «XX век Фокс». Было уже далеко за полночь, и мы шли мимо декораций Нью-Йорка — после того, как их выстроили для съемок «Хелло, Долли» с участием Барбры Стрейзанд, их использовали в миллионах кинофильмов. Мимо нас проехало такси с нью-йоркскими номерами. Над крышками мнимых люков поднимался пар. Тротуары были заполнены людьми в зимних пальто — у многих в руках пакеты из нью-йоркских магазинов. В следующую минуту кто-то помахал нам рукой, призывая остановиться, — нас, смеющихся, одетых в шорты и футболки, попросили не появляться в кадре рождественского эпизода фильма о нью-йоркской полиции.

Мы зашагали по другой улице, мимо открытого павильона звукозаписи, где освещенные прожектором актеры в голубых балахонах хирургов склонились над операционным столом, делая вид, будто спасают чью-то жизнь.

В другой раз я драил пол в кухне и потянул мышцы в боку. По крайней мере мне так показалось сначала.