Хениш. Вы не правы, док. Ах, как вы не правы! Больницы, институты, правительства, равно как и газеты, политические партии, армии, фирмы, существуют для того, чтобы быть больницами, институтами, правительствами, газетами, партиями, армиями… и так далее. Чтобы люди, сотрудничающие в них, могли зарабатывать, преуспевать, властвовать, наслаждаться жизнью. Остальное — побочно… Зачем же я буду нарушать этот установленный богом порядок? Работайте. Исследуйте! Приводите в суеверный трепет дельцов и чиновников размахом опытов. Я полагаю, что в скором времени акции компаний, загруженных оборонными контрактами, начнут падать. Еще бы — сам Голдвин играет на понижение! Кстати, часть акций продается широкой публике, советую и вам прикупить их. Через год — другой, когда ваши исследования окончатся ничем, отчетом на полку, они резко подпрыгнут. Но уже не этих фирм, а “Глобус компани”! И тогда… тогда значение “Глобус компани” будет соответствовать ее названию, а?
Голдвин. М-м… не понимаю, зачем вы говорите это нам сейчас? Уж не из стремления ли облагодетельствовать? Могли бы повременить до тех пор, пока… вы правы, так может статься — наша работа окончится ничем. Вы не находите, что ваше поведение… м-м… несколько непристойно?
Xениш. Профессор, сейчас вы задали мне вопрос, эквивалентный извечному: “В чем смысл жизни?” Действительно, в чем? Мудрецы не знают. Я не мудрец — и я знаю: в том, чтобы победить и насладиться победой! Сегодня день моей победы — умной, хорошо рассчитанной победы. И я могу позволить себе ту роскошь, которую не позволят себе ни монархи, ни президенты: быть самим собой! Потому что — какой ни на есть — я хозяин положения. Я! И вы должны знать: теперь вы работаете на меня. (Он прогуливается по приемной с шариком в руке — сытенький и наглый. Он хозяин, стесняться нечего. Может даже звучно отрыгнуть при всех.)
Голдвин. Да… понимаю: вам нечего бояться разоблачений с моей стороны. М-м… но вот что. Негласной целью наших исследований, если хотите, мечтой… — впрочем, что вам до мечты! — было найти способ нейтрализовать ядерное оружие. Разве вы не заинтересованы в этом — просто как человек? Вы осведомлены о запасах ядерного оружия на Земле и отлично знаете, что живых после этой войны не будет.
Хениш. На Земле, профессор. Только на Земле! И этот вариант учтен. Еще лет восемь — десять мир пробалансирует в нынешнем неустойчивом равновесии. И за это время вы… собственно, не вы, а подобные вам “корифеи” в области ракет создадут отменные космические ковчеги: с атомными двигателями, с запасами на многие годы, со всеми удобствами. Построят внеземные станции. А за это мы вас — не всех, конечно, наиболее достойных — пустим в эти ковчеги, когда на Земле станет жарко. И пусть будет что будет! Со стороны это, пожалуй, — будет выглядеть даже красиво…
Френк. А остальные?
Хениш. А что — остальные! Нам должно быть так нее, мало дела до них, мой мальчик, как пм до нас… Нет, я, конечно, никому не желаю зла. Надеюсь, вы не разделяете те красные взгляды, по которым каждый состоятельный человек выходит этаким мировым злодеем? Господи, какой же я злодей! Я даже в войну никого не убил и не ранил. Я просто продаю свои товары: резиновые шарики, термостаты, синхротроны, масс-спектрографы. Ну, скоро буду приторговывать атомными подлодками и ракетами, раз есть спрос. Но — не хотите, не покупайте, никто не принуждает. Разумеется, мы, дельцы, используем конъюнктуру, рекламу — без этого нет торговли! Разве нынешняя ситуация в мире — плохая реклама для модных товаров? Но никакого злодейства нет.
Голдвин. Нет, если не считать рекламы, способа заставить людей покупать то, что им не нужно. То, что человеку нужно, он и без рекламы купит.
Хениш (строго). А вот это уже опасные мысли, профессор Голдвин. Если вы рассчитываете благополучно работать у меня, советую вам держать их при себе! Впрочем, мне пора. (Поворачивается к двери.) Всего доброго, док! Пока, Френк, гляди веселей. Ты можешь рассчитывать на место в атомном ковчеге, папаша Эд тебя не забудет. (Уходит.) Молчание.
Голдвин. Френк, это правда?
Френк. Да… то есть, собственно, нет… то есть я хотел: Конечно, я ни одной минуты не считал Ила шпионом, не такой он человек. Но я подумал: можно использовать ситуацию… развернуть как следует наши работы по нейтрино. (С отчаянием.) Бен, ну почему они… эти лавочники, могут использовать любые обстоятельства для своей выгоды! Почему мы этого не можем?
Голдвин (с некоторым удивлением). А я — то думал, что знаю вас, доктор Гарди… (Опускает голову.) Боже, какой позор! Какой стыд! Я, старый человек, который только и хотел, что честно дожить, отдал свое имя, свои знания… и для чего? Чтобы один полковник стал генералом, один делец нажил миллиарды… и один ассистент моей кафедры стал заместителем директора Центра с окладом тридцать тысяч долларов в год. Боже мой!..