Машина неслась по городу, переходя с трассы на трассу.
Деревья, здания, люди стремительно мчались в круговороте скорости, и Руков мог вообразить себя небольшой вселенной, вернее, ее центром, всемогущим и грандиозным. Но его мысли были далеко.
Да, этот космонавт произвел на него несравненно лучшее впечатление, чем остальные. Он тоже лежал. Окруженный послушными увеселительными аппаратами, пытаясь отвлечься.
Да, пытаясь отвлечься, а не вспомнить то, что вырвала у него болезнь.
Руков передернул плечами. Неужели нельзя спасти Ярослава?
Атомка резко затормозила перед высоким угловатым зданием.
Через секунду скоростной вакуум-лифт сорвался с места.
Дверь открыла девочка лет четырнадцати.
— Вы к Саше? — неуверенно спросила она.
— Да, к нему.
Девочка проводила гостя в комнату пилота, оказавшегося ее братом.
Руков отметил про себя, что она ничуть не опечалена его болезнью — в телевизионной раздавались голоса и смех ребят. «Светлана!» — громко позвал кто-то. Как видно, положение Александра было намного легче.
Мианов сидел на диване и что-то диктовал на магнитофон.
В комнате гулял свежий ветер, окна были распахнуты. Заслышав шаги, пилот поднял голову и отложил аппарат.
— Здравствуйте. Ну, — он улыбнулся, — не оправдались ваши надежды. Я слег за компанию с товарищами. Да вы садитесь.
— Рассказывайте, — сев, попросил Руков. — Пока не поздно.
— Вчера я диктовал наши злоключения на Тривиане и забыл, какого числа вышли на стационарную орбиту. Потом выяснилось, что я совершенно не помню, что мы там делали первую неделю. Дальше — больше. Все заплавало, и я вызвал вас.
— Вы так спокойно об этом говорите! — качнул головой Руков.
— А что, плакать? — раздраженно сказал Мианов. — Двенадцать парней лежат, Славка при смерти. или около того. Я во всей ситуации счастливчик!
Он с некоторым сожалением поглядел на Рукова и продолжал:
— Потеря идет очень плавно, я почти ничего не замечаю. Заразу на «Солнечный» все-таки принес Слава. И подобрал он ее на Тривиане, чтоб ей сойти с орбиты!.. Он заразил всех наших еще там, а меня позже, уже в корабле. И экранировать Канонова вам нужно где-то со второй недели пребывания. До отлета.
— Значит, девять дней под установкой?
— Да, девять.
— Четырнадцать дней — смертельно. Четырнадцать минус девять — пять в запасе, но он болен. Это невозможно.
— Стройный расчет, — буркнул Мианов. — Плюс еще то, что не знаю ни одной болезни с потерей памяти, которая была бы заразной.
— Ну, здесь вполне пойдет радиация, стирающая верхние слои памяти. Что-то типа лучевого передатчика. Поражает мгновенно. Скажите, вам не приходилось выходить в открытое пространство при возвращении?
— Нет. Это пока помню. Пока. Но ведь тогда нас нужно изолировать! Сегодня я, а завтра — Светланка, Анна Ивановна, Лида, вы! Как до сих пор не сделали такой простой вещи! С ума сойти!
— Излучатель был слаб, болезни хватило только на тринадцать человек и в разной степени.
— Скажите, а разве нельзя прогнать по экрану эти девять дней в ускоренном темпе?
— Можно. Но источник, повторяю, настолько слаб, что вы даже не заметили поражения. Ярослав в том числе. Спасибо, если найдем минуту заражения, не замедляя, а вы хотите ускорять.
— Я уже ничего не хочу, — проворчал Мианов. — И так плохо, и этак невозможно!.. Что ж вы желаете делать?
— Придется забирать Канонова в Институт и экранировать с промежутками, — помолчав, ответил Руков.
Глаза Мианова заблестели.
— Ну смотрите, товарищ ученый! Возвращайте нам Славку!..
Исследователь связался с Институтом и попросил привезти в Особую Палату космонавта Шестой Освоительной Ярослава Канонова.
Потом он достал пилюльку концентрата и в раздумье посмотрел на нее. Если бы такой можно было вылечить всех!..
Атомка, неутомимая и исполнительная, взяла курс на Институт. Предстояло настраивать установку.
Через два дня Руков показался в Особой. Он придирчиво оглядел ослепительные стены, белоснежные комбинезоны врачей. К нему подошла Лида, исполнявшая при больном роль сиделки. Руков не хотел брать ее в Институт, но пришлось согласиться: лежа в павильоне, космонавт звал ее сквозь стиснутые зубы, и отвлечь его не было возможности.
— Михаил Константинович, — сказала Лида, заглядывая Рукову в глаза, — ассистенты предлагают по-другому проводить выявление.
— Вот как! — нервно фыркнул Руков. Он сильно переутомился за последнее время, да и сложная настройка аппарата отняла много сил. — Как же, позвольте спросить?
— Не нужно начинать с раннего слоя, — нисколько не смущаясь его тоном, говорила Лида. — Сначала мы зафиксируем самый отлет, затем несколько часов до него и так далее. Всю запись проведем в несколько ускоренном виде, компьютеры будут замедлять уже без участия больного.
Руков молчал, разглядывая листки, покрытые знаками.
— Да, действительно лучше, — пробормотал он. — Хорошо.
Через шесть часов давайте больного в зал.