Фантастика 1977

…Очнувшись, Руков осмотрелся вокруг. Пели счетчики, лениво ползли показательные кривые. Канонова закрыли сверху второй полусферой, а сотни приборов гигантскими крыльями тыкались в ее белую поверхность. «Три, пять, восемь… — твердил размеренный голос, — слышу вас. Три, пять, восемь, даю контакт… Три…» В неясном рокоте машин бесшумными гномами скользили ассистенты. В кабелях журчали потоки дезактивационной жидкости.

— Что происходит?… — со слабым стоном выдавил Руков. — Что за подготовки?… Без меня!..

Возле него предупредительно выросла фигура в белом.

— Все в полном порядке, — вкрадчиво и мягко прозвучал голос. — С обоих полушарий мозга больного снят радиоактивный слой, применена обычная дезактивация. Излучатель настроен и готов к прорыву памятного канала.

— Сколько прошло минут?! — всполошился Михаил Константинович. — Это невозможно! Такую сложнейшую коррекцию…

— Восемь часов! — бойкий ответ, предполагалось, должен был успокоить собеседника, но расчет не оправдался: Руков рассвирепел.

— Кто давал данные на перевод объектива? — взорвался он.

— Лаборатория Памяти-57. Не беспокойтесь, пуск состоится вот-вот…

— Какое… — Руков задохнулся от негодования.

Человек в шлеме невозмутимо отвел его за отражательные купола; помешать было поздно, но Михаил Константинович продолжал бушевать:

— Это недопустимо! Самовольство, анархия в Институте!.. Из 57-й поснимаю всех! Агашева в первую очередь!.. Хорошо, что канальный взрыв сто раз проверен, но ведь если…

Договорить он не успел. Внезапно все смолкло, и зазвенело в ушах: так бывает, когда вдруг выключат орущий во всю мощь динамик. Тишина сдавила зал. Медленно поднялась сфера, вновь обнажив нижнюю, с человеком внутри. Сердце неприятно замерло.

…Раздался резкий сухой щелчок, ярче обычного засветили прожекторы. В остальном ни малейшей перемены. Но Руков почти физически ощущал, как страшной энергии лучи пронзают застывшего космонавта.

Сигнала не было. И все же Руков мог уловить момент, когда неслышный говорок излучателя смолк.

В следующую секунду что-то неуловимое пронеслось в воздухе. Лежащий в сфере открыл глаза. По-новому, не так, как прежде. На лице отразились попеременно все оттенки удивления. Космонавт медленно поднял руки и прижал пальцы к вискам.

Зал будто вымер. Михаил Константинович боялся шевельнуться.

Неожиданно звездный летчик качнулся и с резким выкриком спрыгнул вниз.

Ассистенты повскакали с мест.

Космонавт, раскинув руки, рухнул на пол.

…Море набегало на покатый пляж. Прозрачные волны сцеплялись и отлетали назад, сшибаясь с валунами. Сосны кренились на ветру, но им было лень оторваться от теплого песка и лететь в раскрашенное закатом небо. Было свежо и тихо.

На восток под распластанными крыльями чаек торопились барашки.

Михаил Константинович со странным чувством смотрел на разбросанные цепи камней у побережья и маленькую фигурку среди них. Солнечная дорожка плясала, огибая глыбу, а тень человека стлала на нее фантастический отсвет. На том берегу ослепительно полыхал вечерний город.

— Вот и все… — со счастливой улыбкой пробормотал Руков, откидываясь на согретую спинку скамеечки.

Человек запрыгал по валунам к берегу. Побежал по дюнам.

Волосы его трепал бриз, щеки горели.

— А все-таки, Михаил Константинович, огромное спасибо… — проникновенно выговорил он, приблизившись к Рукову и опускаясь на жесткий ежик травы. — За всех нас спасибо…Он вскочил, глаза сияли. — Снова подниматься в небо. Снова любить и искать. Снова покорять чужие солнца. Испытывать корабли. Видеть родину. Это удивительно — снова жить!

Он посмотрел с земли в небо. Пристально и весело. Его звали звезды, чтобы потом тоской земной швырнуть обратно и снова манить в заветные дали.

Где-то на далеком краю мира запела ракета, уносясь в неизвестность.

Он помахал ей рукой.

Павел Липатов ЧАСЫ С БРАСЛЕТОМ

Из докладной записки директора Института физики времени:

«…В момент взрыва в мобиль-капсуле находился инженер-испытатель Майстер Герман Александрович. При осмотре места взрыва обломков капсулы и тела т. Майстера Г. А. не обнаружено. Для расследования причин катастрофы и анализа возможных ее последствий создана Особая комиссия в составе…»

А он был жив и невредим, только сильно кружилась голова, и во рту ощущался противный вкус меди.

В оглушающей тишине капсулы отчетливо тикали наручные часы.

«Эксперимент начался в двенадцать ноль-ноль ноль две секунды тридцать шесть сотых», — вспомнил Герман и поглядел на табло.

Табло это, обычно именовавшееся в институтских разговорах «телевизором», показывало собственное время капсулы, до начала Эксперимента совпадавшее с московским, координаты капсулы во времени и ряд других необходимых данных.

Но сейчас экран табло был слеп и мертв.

В кабине горело только аварийное освещение.

«Похоже, авария, — подумал Герман. — Скверно. Для начала попробуем определиться в пространстве…» Он поднял перископ и прижался лбом к мягкому нарамнику.