Фантастика 1977

— Дед из-под Риги, а внучек из Берлина? Ну, раз вы так хорошо говорите по-русски, отвечайте: зачем шли на восток? И почему в документах у вас написано, — лейтенант заглянул в книжечку с орлом на обложке, — Фердинанд…

— Лейтенант, — перебил его Герман, — произошло недоразумение. Документы, оружие и прочее я снял с убитого летчика. Километрах в пяти-шести западнее того места, где меня схватили.

— Во брешет, гад, — не выдержал пулеметчик.

— Погоди, Бондаренко, — поморщился лейтенант и продолжал, обращаясь к Герману: — Хорошо, документы, допустим, не ваши, одежда на вас чужая — кто же вы?

— Шпигун нимецький, — буркнул Бондаренко, — бильш нихто!

— Мне трудно объяснить мое появление здесь, — твердо сказал Герман, — но поверьте, что я никакой не шпион, а советский гражданин, выполнял… одно секретное задание большой важности. И не в разведшколе я учился, а кончил МИФИ.

— Что еще за фи-фи? — не понял лейтенант.

— Не фи-фи, а МИФИ, Московский инженерно-физический институт… — И тут Герман осекся. Он чуть было не назвал по привычке свой факультет, забыв, что для этих людей слова, с которыми он знаком с детства, покажутся чуть ли не тарабарщиной.

— Что же замолчали? — усмехнулся лейтенант. — Не знаете, какие дальше небылицы плести?

— Нет, лейтенант, — спокойно ответил Герман. Он уже знал, как себя надо вести в создавшихся условиях. — Дело в том, что мне не только здесь у вас, но и в штабе вашей части много говорить нельзя. Мне нужно срочно добраться до Москвы. Кстати, какое сегодня число?

— Шестнадцатое октября, — недоуменно ответил лейтенант.

— Тысяча девятьсот сорок первого года? — уточнил Герман и по реакции своих визави понял, что не ошибся. — Слушайте, лейтенант, развяжите меня, в конце концов! Не бойтесь, я не убегу, да и с кулаками товарища Бондаренко успел познакомиться.

— Развяжи его, Бондаренко, живой все равно не удерет.

Бондаренко нехотя разрезал финкой веревку сначала на ногах Германа, потом на руках, отошел и демонстративно клацнул затвором пулемета.

— Красноармеец Бондаренко, — сказал лейтенант, — вызовите мне политрука Михайлова. Ну, что стоите? Выполняйте приказание!

— Виноват, товарищ лейтенант, тильки…

— Ничего, — успокоил лейтенант бойца, — в случае чего… — и выразительно припечатал к столешнице отобранный у Германа немецкий пистолет.

Бондаренко неодобрительно мотнул головой и вышел за дверь. Лейтенант и Герман остались вдвоем. Лейтенант молчал, пристально разглядывал Германа, неслышно барабаня пальцами по пистолету.

Герман разминал затекшие от веревок запястья. Конечно, выглядеть в глазах этого лейтенанта немецким лазутчиком было обидно. Но обидой можно было бы пренебречь. Только сейчас Герман осознал до конца всю опасность своего положения — в немецком комбинезоне, без документов, с подозрительной фамилией…

— Скажите, лейтенант, — задал вопрос Герман, — скоро ли, по-вашему, кончится война?

— Ваши генералы рассчитывали закончить ее до зимы, — ответил лейтенант, — а вон уж снег пошел, а мы еще не побеждены.

— Только воевать еще придется долго, — заметил Герман, — года три с лишним… наверное. Трудно воевать, большой кровью.

— А ты меня, фриц, не пугай, — зло сказал лейтенант, — я пуганый. Пока от Могилева до Москвы отступал, всякого насмотрелся. Били вы нас крепко, били, да не разбили. Наш-то самосад позлее вашего табачка. Понял, соловей залетный?

«Да, попробуй скажи ему, что придется до Волги отступать, — убьет ведь!» — подумал Герман и вслух сказал: — Напрасно вы так, лейтенант. Как же я могу вам что-нибудь доказать, если не имею права ничего рассказывать? Да вы бы все равно ни единому моему слову не поверили.

— Может, ты и в самом деле не немец, — пробормотал лейтенант, — но и на нашего не очень-то похож. И верить тебе я совсем не обязан.

— Мне бы до Москвы добраться поскорее. До Генштаба или до Академии наук. Там бы выяснили, кто я, на кого похож и можно ли мне верить, — проворчал раздосадованно Герман.

— Ишь, — усмехнулся лейтенант, — куда ему понадобилось!

«Академия наук… да ее, наверное, давно уж за Урал вывезли. Немцам до Москвы — час езды по Минскому шоссе. А здесь, в этой избушке, всякие разговоры и дискуссии вести бесполезно. Даже опасно. Говорить о том, что я знаю, надо в Генеральном штабе. Да, только там. А что касается Эксперимента, погибшей капсулы — этому могут не поверить и в Академии наук. Что — же говорить, чтобы поверили?» А лейтенант продолжал разглядывать пленного.

— Знаете, Майстер, — сказал он после затянувшейся надолго паузы, вновь переходя на «вы», — пожалуй, вы и в самом деле не немец. Страха в вашем поведении нет, вот что. Волнуетесь вы сильно, а не боитесь. Видал я пленных, и ни один так, как вы, не держался. Но кто вы — понять не могу.

— Эх, лейтенант, лейтенант, — усмехнулся Герман, — столько со мной произошло сегодня, что с ума можно было бы сойти. Вот теперь и пытаюсь доказать, что не верблюд… У вас бинта не найдется — руку перевязать? Обожгло мне руку.

Лейтенант перебросил ему хрустящий пакетик. Герман надорвал его ниткой и стал неловко заматывать бинтом левую кисть.