Фантастика 1981

Между 17 и 19 часами в Париже средняя скорость движения автомашин достигает максимум 6,5 километра в час. Восемьдесят лет тому назад на лошади, запряженной в пролетку, можно было двигаться со скоростью 9 километров в час. В Рурской области, двенадцатом по плотности населения районе мира, ежегодно погибают под колесами автомашин больше полутора тысяч человек и еще двенадцать тысяч остаются калеками.

На международных симпозиумах ученых, обсуждающих перспективы буйно развивающихся отраслей современных науки и техники, все чаще предпринимаются попытки довести до широких слоев населения проблемы будущего общедоступным языком. Но, спускаясь с высоты своих кабинетов на землю, ученые демонстрируют пораженной и содрогающейся от ужаса публике чудеса техники завтрашнего дня: вычислительные машины с памятью в тысячи раз обширнее, чем регистрирующая способность применяемых сейчас электронных машин; самолеты, способные брать на борт во много раз больше пассажиров, чем крупнейшие современные реактивные гиганты; города и поселки, которые, словно буровые вышки, возвышаются на столбах над поверхностью океанов; автомобили на воздушных подушках или с дистанционным управлением и массовые средства транспорта, которые, словно гильзы пневматической почты, несутся по системе каналов; обучающие машины, искусственные продукты питания, синтетическое сырье и чудовищные порождения опытов по генной инженерии. Буржуазные ученые утверждают, что тот, кто едет верхом на тигре, уже не может сойти с него, но выражают надежду обеспечить не только управление взбесившимся зверем-техникой, но и поставить ее, минуя классовую борьбу, на службу решения общечеловеческих проблем.

Тот же Фурастье утверждал, что технический прогресс, разрешая проблему благосостояния, обеспечивает одновременно и «антропологическую революцию», то есть переход от эффективного, апеллирующего к социально-политическим преобразованиям типа человека к «взвешивающему» типу, который будет рассматривать все явления исключительно в технико-экономическом аспекте. Создание нового человека, по мнению ряда буржуазных теоретиков и писателей, требует устранения «социально-политического экрана», чтобы выявить в чистом виде техническую эволюцию.

Сопоставление важнейших показателей жизни масс в доиндустриальную эпоху с современными показателями «индустриальной эры» используется авторами типа Фурастье для того, чтобы показать якобы глобальные тенденции нынешнего капитализма, экстраполяция которых в следующее тысячелетие и покажет нам облик грядущей цивилизации. Разделив всю историю человечества на два периода: от неолита до 1750–1800 годов (отнесенного к традиционному обществу), от 1750–1800 годов до наших дней (период вступления в «индустриальную эру»), Фурастье заявляет о наметившейся кардинальной «мутации» человечества: для нее якобы характерны существенные изменения в длительности труда и образования, в степени комфорта на работе и профессиональной удовлетворенности, уровне общественной гигиены и продолжительности жизни, в самом поведении людей, их идеалах, мечтах, способах общения и желаниях.

Литература абсурда как бы улавливает первые штрихи создаваемого техническим обществом на базе прежнего человечества мутантного вида. Представители модной ветви религиозного экзистенциализма восхваляют взгляды основоположника искусства абсурда Эжена Ионеско за его проповедь неизбежной нивелировки человеческой личности по мере технической трансформации капитализма. В условиях этой нивелировки жизнь прежнего человека якобы неизбежно превращается в абсурд, ликвидировать который не в состоянии «никакая революция, никакая общественная формация». Навязывая эту мысль, сам Ионеско использует принцип «рациональной иррациональности», часто наделяет всех своих персонажей одними и теми же именами, подчеркивая этим деиндивидуализированность людей. Например, в пьесе «Лысая певица». У умершего Бобби Уотсона осталась вдова, которую зовут Бобби Уотсон. Всех ее детей тоже зовут Бобби Уотсон. И двоюродный брат, за которого хочет выйти вдова Бобби Уотсон, тоже Бобби Уотсон. Так Ионеско выпячивает тезис, что люди становится неотличимыми друг от друга, и в этой безликости им просто не нужны различ, ные имена.

Что это? Просто литературный вымысел или картина будущего, ожидаемого людьми, неотвратимого, как неотвратим и сам технический прогресс?

Да, представьте, именно о таком будущем безликой, «деиндивидуализированной» массы всерьез рассуждают теоретики «индустриальной эры». Сошлюсь опять на Фурастье, ибо его взгляды типичны для этой группы буржуазных теоретиков. Индустриальное общество, как утверждает он, независимо от своей социально-экономической и идейно-политической формы (эта оговорка сделана для того, чтобы облыжно отнести социализм и капитализм к двум разновидностям единого индустриального общества) стремится устранить «неорганизованного» человека, подчинить его технически продуманной рациональности, реализовать введенное Г. Маркузе понятие «одномерного человека» и тем самым лишить людей индивидуальности.