За окном беззвучно взметнулась пыль. Неслышно запел мотор. В узком иллюминаторе вездехода дрожала чья-то спина.
— Леда, почему давно не приходит отец? — спросил Толик.
— Он очень занят.
Леда встала и, подойдя к окну, опустила звонкую штору.
Заходил спутник, и резкий свет его воспламенил долину.
— Неудачно поставлен дом, — сказала Леда. — Теперь все дома строят окнами внутрь. Дом-кольцо. Ты мог бы в нем бегать без остановки.
Она невесело засмеялась, и Толик подумал, что Леда чем-то встревожена.
— Мы уезжаем завтра? — спросил он.
— Да. — Она прошлась взад-вперед по комнате, ее босые ноги примяли беспокойный ворс ковра.
— Домой? — спросил Толик.
— Домой.
— Я увижу Город?
— Конечно, мы будем в нем жить.
— И подвесную дорогу?
— Мы поедем на ней.
— А я так и не увидел здесь ни одной черепахи.
— Это потому, что их стало мало. Они очень осторожные и не выносят света.
Толик сидел в своей комнате — маленькой комнате, увешанной игрушечными картинками из жизни Тавесты, и проверял костюм. Он умел проверять его, четыре проверки, четыре раза надо совместить стрелки — все равно Леда не выпустит, не сделав проверок сама.
Леда пришла и помогла одеться (она всегда это делала), проводила до дверей шлюза и открыла входной люк.
Люк отпал, и Толик ступил металлической подошвой на розовую землю. Легкое облачко выплеснулось из-под ноги, в губчатой ноздреватой поверхности планеты появилась вмятина.
Жидкий разреженный воздух не смог удержать пыль, и та бессильно упала.
Толик шел к Старым холмам, где много больших нор и трещин и где раньше водились черепахи. (Они водились там, так говорили и отец, и начальник станции, и механик, а они жили здесь еще двадцать лет назад, когда и самой станции не было, а вместо нее стоял старый вагон подвесной дороги, потом разобранный.) Над ухом ворочался автомат. Он впускал в шлем воздух и выбрасывал его. Он стрекотал, как большое доброе насекомое, которое забралось в шлем и примостилось над самым ухом.
От того, что он работал, казалось, что идешь не один, что все время идут двое.
Губчатая земля перед Толиком дрогнула, и по ней пробежала прихотливая трещина. Горы распадались, не выдерживая бесконечных нагреваний и охлаждений, они были слишком стары для того, чтобы нести бремя своей жизни. Трещина была неглубокая. Толик обошел ее. По долине, исполосованной черными и розовыми тенями, он достиг подножия Старых холмов.
Толик любил смотреть на них из окна станции. Были еще и Новые холмы. Они лежали у самого горизонта и напоминали волны — плавно изгибаясь и раскачиваясь, текли за горизонт.
О них ничего нельзя было подумать, кроме того, что это холмы in что, может быть, они движутся.
Старые холмы — другое дело. Изломанные и исковерканные, они боролись и тщились сохранить черты того, чем были;щш могли быть когда-то. Один холм был похож на кита. У него была большая голова, бессильно упавший плоский хвост и торчащий в спине, расщепленный надвое гарпун. Кита Толик увидел сам, а Садовника, Ослика с тележкой и Жабу показала ему Леда.
Толик заглянул под первый лежащий у самого подножия холма камень. Ничего. Тогда он побрел от камня к камню (бурые и бугристые, они громоздились друг на друге).
Камни поднимались легко, они поднимались как огромные куски декораций и беззвучно катились вниз, не высекая искр и не выбрасывая вверх короткие струи пыли.
Добравшись до вершины холма, Толик сел на круглую лобастую глыбу. Он сидел и слушал, как стрекочет над ухом автомат и как остывают руки и ноги. Камень, наверно, был горячий — автомат угрожающе загудел, торопясь менять воздух.
Толик встал и повернулся, чтобы начать спускаться вниз, он сделал уже первый шаг, как вдруг увидел черепаху. Он никогда не видел живых черепах, только на картинках в книгах у отца и в телевизионных передачах, но он сразу понял, что это и есть настоящая черепаха, такая, о которой мечтал. Он наклонился и осторожно двумя руками вытащил ее из трещины. Черепаха не успела изменить форму и была согнута под углом так, как лежала: половина тела в трещине, половина наружу.
Он провел перчаткой по ее пыльной спине, и та сразу заблестела.
Прижав черепаху двумя руками к груди, он понес ее, осторожно ставя башмаки между камнями и сильно отклоняясь назад. Склон холма был крутой, Толик долго петлял по нему.
Потом он шел по долине к станции и думал о том, что завтра возьмет черепаху с собой и что она будет жить у него в Городе.
Странно, что в книгах у отца не было ничего написано о том, что едят в неволе черепахи, и в телевизионных передачах люди тоже только собирали черепах, но никогда не кормили их.
Когда последний замок костюма была расстегнут, Леда сказала:
— Какой ты молодец! Мы живем здесь три года, а ты первый поймал черепаху. Нужно показать ее всем.