— Да, очень много. Когда-то с Земли их привезли и сюда, но они все погибли. Остались те, кого выпустили в море. Их называют рыбами и дельфинами, но это уже не дельфины и не рыбы, настоящие рыбы и дельфины другие. Что-то произошло с ними, они изменились за каких-то триста-четыреста лет. И черепахи. Они выжили, но кто бы мог. подумать, в какие странные существа превратились они! Только мы не изменились — люди… Хотя кто знает: вот теперь мы все заболели тоской по Земле. Не спрашивай меня больше о ней. С тех пор как я родилась, как помню себя, я все время думаю о Земле…
Когда Леда проснулась, на часах еще не было пяти. За выпуклым стеклом по-прежнему дрожала лиловая чернота.
Она оделась и по бесшумным ворсистым дорожкам прошла к выходной шахте. Медленно повернулся на оси массивный люк.
Леда вышла из дома.
У ее ног начинались и убегали вдаль пробитые человеческими подошвами тропинки. Дымилась ночная долина. Черные зубцы холмов наступали на станцию.
Леда подняла лицо кверху. Прямо над ней, круто выгибаясь, уходило вверх покрытое геральдическими созвездиями небо.
— Прощайте, звезды!
Край неба начал светлеть. Восход разгорался над холмами.
Пожар метался по камням. Зеленая тень станции кружила по долине. Небо дрогнуло. Из-за горизонта вырвался изумрудный луч и расколол долину на две неравные части.
Звезды исчезли. Зеленая в дымных полосах Цита стремительно поднялась над планетой.
Внутри станции послышался ноющий звук мотора: просыпались люди.
Начиналось последнее утро.
Леда постояла, тряхнула головой, задела волосами стекло шлема и, повернувшись, шагнула внутрь дома.
Последний день.
АЛЬБЕРТ ВАЛЕНТИНОВ «Маэстро»
Времени до начала конференции оставалось в обрез, но Платон не воспользовался гравикаром. Раньше эти аппараты были оборудованы пультами управления: набрал индекс по карте города, ткнул пальцем в кнопку и лети. Теперь гравикары управляются биотоками мозга и требуют целеустремленного мышления. Платон же был страшно рассеян. Мысль его работала скачками, прыгая с предмета на предмет, и искусственный мозг буквально закипал, не в силах разобраться в хаосе пиков и провалов, вычерчиваемых осциллографами. В конце концов срабатывал блок самозащиты, машина приземлялась и категорически отказывалась следовать дальше. Дошло до того, что некоторые гравикары запомнили его и просто-напросто не открывали дверь… Нет, что там ни говорят об устарелости и допотопной медлительности автомобилей, насколько же они надежнее всех этих новинок.
Щурясь от весеннего солнца и тщетно обшаривая карманы в поисках темных очков, Платон прошел мимо двух свободных гравикаров и нажал кнопку вызова на оранжевом столбике у края тротуара. Через минуту низкая серая «черепаха» опустилась на мостовую. Он вошел в предупредительно распахнувшуюся дверь, и тотчас под полом приглушенно взвыли моторы. Накачав воздушную подушку, машина скользнула вперед.
Платон опустился на пневматическое сиденье, уперев колени в круглый столик посредине кабины, и в который уж раз попытался предугадать, каким именно аргументом сразит его профессор Степанов. А что у того заготовлен неожиданный козырь, он не сомневался.
Психология роботов — тонкая вещь. Тонкая и опасная, как бритва, если с ней неумело обращаться. Страшен ум беспощадный, прямолинейно логичный, лишенный каких бы то ни было эмоций. Его следует держать в строго ограниченных степенях свободы. Но не страшнее ли этот же ум раскованный, неограниченный в саморазвитии, способный оценивать свои и чужие поступки не только с точки зрения рационализма? Ведь как ни приближай чувственный комплекс роботов к человеческому, они как те математические кривые, которые вечно сходятся и никогда не сольются.
Профессор будет оракулоподобно вещать эти прописные истины, не подкрепляя их ни единым фактом. Да эти истины и не нуждаются в фактах именно потому, что они прописные. И козырь, который он приберег, это, несомненно, неожиданный логический, выпад, блестящий силлогизм, столь же очевидный и столь же неверный, как утверждение, что Солнце вращается вокруг Земли.
А Платон отстаивает другую точку зрения. Почему мы так пугаемся этих слов: «эмоциональный робот»? Пусть способы мышления человека и робота неодинаковы, но ведь основаны он» на единых логических законах, отталкиваются от единой реальности, поскольку и люди и роботы живут на Земле… Да, мы, конечно же, используем машинный разум. Но в полной ли мере? Используем там, где нужны сухой расчет и строгая логика умозаключений. И… самозабвенно мучаемся сами, когда речь заходит о новых формах в архитектуре или, скажем, оригинальных фасонах женских костюмов. Эти добровольные мучения по старинке называют творчеством. Считается, что они доставляют человеку высшую радость бытия — радость созидания. А ктонибудь подсчитал, сколько часов, дней, жизней уносят ежегодно у человечества эти самые радости созидания?
Так размышлял Платон, готовясь высказать заветные свои мысли на конференции. Доклад, конечно, встретят в штыки.