Мавродин успокаивал Авилова, который стремился приехать загодя, чтобы успеть наилучшим образом развесить листы эскизов, чтобы их могли спокойно разглядеть все, кто придет на совет.
Возле Авилова и Мавродина остановился «Жигуленок», из машины выглянул мужчина непонятного возраста и спросил: «Вам куда?» И вскоре «Жигуленок», юрко виляя между собратьями, несся по улице.
Леонид Христофорович еще развешивал листы, Вадим Сергеевич подошел к столу, чтобы в нужном порядке разложить архивные документы (если понадобится давать справки), полистать еще раз текст своего вступительного слова. Авилов осмотрел стол — папка и чемоданчик с документами лежали на столе, а картонки с казуалью он не видел. Ужас охватил Авилова.
На «ватных ногах» он шагнул к Мавродину и осипшим голосом спросил: — Где же картонная коробка?!
Виду Вадима Сергеевича был такой, что Мавродин понял — стряслось что-то ужасное. Вадим Сергеевич потирал лоб, разводил руками, не в силах произнести ни слова.
— Что случилось, Вадим? — спросил Леонид Христофорович.
Авилов с трудом выдавил из себя:
— Леонид! Вы не видели такой коробки… из-под обуви?
— Нет, а что там?
— Казуаль… — упавшим голосом произнес Авилов.
— Нет, я ее не видел. Вы в машине держали коробку на коленях. Я еще хотел спросить, что в ней…
Авилов, не дослушав Мавродина, опрометью выскочил из Овального зала, сбежал по лестнице в коридор, ринулся на улицу. Надежда, что машина еще не уехала, была тщетной.
Авилов был потрясен, у него дрожали руки — как же он после этого посмотрит в глаза Митиной, что скажет?! А ведь берег казуаль, не выпускал из рук даже в машине. Авилов вспомнил, что планшеты с эскизами нес Мавродин… Так где, когда, как исчезла казуаль? Вадима Сергеевича охватил страх, суеверный страх… наваждение какое-то…
…Мавродин в поисках друга выбежал на улицу. Он понимал, что в подобной ситуации Авилова трудно успокоить, но что делать — нужно подняться в Овальный зал, там уже «зреет» мнение, отношение к эскизам у членов научного совета, и необходимо загодя, с кем удастся, переговорить, объяснить — во всяком случае, как-то если и не склонить на свою сторону, то хотя бы нейтрализовать более яростных противников.
Мавродин, поддерживая обессилевшего Авилова, помог ему подняться в Овальный зал. Здесь Инна Ростиславовна, к которой коллеги относились с симпатией, уже разговаривала с наиболее задиристыми ревнителями охраны «зодческого наследия, нашей золотой классики». Бенева заметила, что с Авиловым творится что-то неладное, и вскоре подошла к нему и Мавродину. Упреждая ее, Леонид Христофорович шепнул, что пропала казуаль — в машине она была у Авилова, а вот дальше…
Инна Ростиславовна успокаивала Вадима Сергеевича, убеждая, что вещь найдется. Сейчас нужно сосредоточиться на вступительном слове.
Она проводила Авилова к столу, усадила, велела вчитаться в текст его сообщения. Авилов подчинился ее внушениям, но делал все машинально, затравленными глазами изредка посматривал на собиравшихся в Овальном зале. Ограждая Вадима Сергеевича от тех, кому не терпелось что-то уточнить, Инна Ростиславовна и Леонид Христофорович давали понять, что сейчас докладчику нужно не мешать подготовиться, и сами объяснились с членами научного совета.
…Вадим Сергеевич не пошел на кафедру, лишь стал сбоку стола и негромко заговорил, будто продолжая с кем-то прерванный разговор о принципах творчества; он вспомнил о послевоенных десятилетиях поисков и постижении почерка старых мастеров, о разных подходах к источникам творчества архитекторов-реставраторов. Затем перечислил материалы, которыми располагал. И, поколебавшись, стал подробнее рассказывать о казуали, которая давала необыкновенный эффект в проникновении в материал. Но, к великому сожалению, казуаль исчезла, пропала, и он огорчен, что коллеги сами не смогут убедиться… и тому подобное. По реакции собравшихся было видно, что одни его просто не поняли, а другие усомнились в аргументах.
Бенева и Мавродин, вздыхая, переглядывались. Они понимали — их друг бросился в пучину, из которой не выплыть, и пока помочь ему не было возможности. Но тем не менее Мавродин взял слово. Он говорил: ему как главному инженеру проекта предстоит технически обосновать возможность воплощения замысла архитектора Авилова… Многие были удивлены: главный инженер проекта Мавродин, известный трезвостью суждений, сейчас говорил о каких-то фантастических линзах убежденно, тон его был непререкаем — расчеты точны, исторически достоверны, и он, главный инженер проекта, готов его воплотить с чистой совестью. Бенева подбадривающе кивала, также, видимо, готовая сражаться за Авилова.
Профессор Озерецковский встал за столом, прошелся у проектов и эскизов: