Фантастика 1983

Но откуда его взять?! Скажем, попытаться заинтересовать открытием Академию наук. Придет он на прием и скажет: «Знаете ли, уважаемый профессор, я тут машину времени изобрел. Теперь строю. Вроде бы уже кое-что получается». Профессор же в ответ на это со сдерживаемым смехом или раздражением (в зависимости от характера и настроения) скажет: «Что же, поздравляю вас с большим успехом. А вы не пробовали изобретать вечный двигатель? Я думаю, что с такими способностями, как у вас, вы с этим справитесь в два счета». И он возьмет чертежи и расчеты, для успокоения просителя запишет его адрес и фамилию. Последнее еще и для того, чтобы сказать секретарю: «А вот этого, Лиленька, — и он покрутит пальцем у виска, — в следующий раз ко мне не пускайте». А чертежи и схемы пустят на стенную газету «За передовую науку!».

Максим боялся унижения, связанного с отказом, но еще больше боялся дискредитации идеи. Идею он считал истинной и верил в нее беззаветно. Он верил и знал, что сосуществуют на одной пространственно-временной оси прошлое, настоящее и будущее. Один из вопросов волновал его больше всего: насколько жестко будущее детерминировано прошлым? Надо ли принимать во внимание свободную волю человека или свобода эта лишь видимость и подчинена тем же объективным законам, которым следует вся природа, в том числе и живая? Если это так — существует лишь одно реальное будущее. Если же нет — контуры будущего расплываются, и в нем каким-то немыслимым образом существуют несколько равноправных и вероятностных реальностей, и, возможно, реализация одного из них во многом зависит от поведения темпонавта (так Максим назвал людей, которые будут перемещаться в пространстве и времени).

Практика, опыт — источник всякого познания и строгий судья всяческих теорий. Чтобы разрешить свои сомнения, Максиму необходимо было произвести испытание машины. И он шел напролом к своей цели, к этой сияющей звезде, и в его комнате понемногу вырастало невиданное сооружение — блестящий металлической обшивкой шар с двумя телескопическими антеннами наверху и плоским днищем. К овальной дверце была приделана ручка от платяного шкафа. Кабина была тесновата, сиденье Максим снял со старого топчана, пульт был предметом его гордости — на нем горело множество цветных индикаторов, слева располагался небольшой экран внешнего обзора, в правой своей части пульт ощетинился множеством тумблеров и рукояток.

Именно в этот вечер была завинчена последняя гайка и последняя пайка была сделана. Дома было тихо — жена с сыном ушли на день рождения Колюниного приятеля. Максим неподвижно сидел возле машины и ощущал, как замирает в нем сосущая жажда деятельности, как растворяется в непривычном покое постоянная боязнь не успеть. Он сидел, не зажигая света, в полумраке на трехногом кухонном стуле, прислонившись к гладкому борту машины, и в душе его рождалось что-то давно забытое; нежное, как весенний цветок; хрупкое, как снежинка.

И он понял, что это счастье.

К действительности его вернул негромкий скребущий звук, а затем яркая вспышка света. Максим увидел перед собой невесть откуда появившегося двухметрового красавца в свободных золотистых одеждах. Незнакомец молча переводил взгляд с Корнеева на машину. Максим на мгновение опешил, но сразу же понял, что все это от переутомления, и снова закрыл глаза, пытаясь расслабиться. Но свет, появившийся в комнате самым непонятным образом, бил прямо в лицо, и перед глазами плавал красный туман. Максим поморщился и открыл глаза. Видение не исчезло. Оно улыбалось доброжелательно и чуточку сочувственно. Максим заметил это сочувствие и, сразу же уверовав в реальность незнакомца, вспылил: — Что вам угодно и как вы сюда попали?!

Но прежде чем незнакомец ответил, Максима озарила радостная догадка, и он со счастливой улыбкой выслушал, как незнакомец обыденным тоном ответил: — Двадцать второй век. Середина. Две тысячи сто восемьдесят третий год, девятое сентября.

— Тоже осень! — почему-то обрадовался Максим.

— Я бы хотел убедиться, туда ли я попал. Вы Максим Иванович Корнеев, год рождения тысяча девятьсот сорок пятый, радиоинженер по образованию?

Максим молча кивал, дивясь чрезмерной правильности произношения гостя, а тот продолжал:

— У нас, у историков темпорологии, возникли разногласия. Часть исследователей, к ним отношусь и я, считают, что впервые возможность перемещаться во времени обосновал Максим Иванович Корнеев. То есть вы. И вы же впервые построили действующий образец машины времени. Другие относят изобретение машины времени к середине двадцать первого века.

У Корнеева неприятно засосало под ложечкой.

— …И они полагают, что принцип перемещения по пространственно-временному континиуму открыла Флоринда Браун.

— Какая еще Браун?! — неприятно поразился Корнеев. — Я этот самый принцип открыл! Я и машину построил. Вот она.

Он произнес это и сам удивился своей горячности и этому неизвестно откуда взявшемуся собственническому инстинкту.

Пришелец подошел к аппарату и нежно провел по нему рукой.

— Вот он, самый первый, — произнес он со сладостной дрожью в голосе.