Фантастика 1984

— Опять торопится, — недовольно бормотал он. — Куда торопится? На его месте я бы поспал.

Защитный колпак над столом подернулся прозрачной голубоватой пленкой и медленно растаял. Короткие, почти белые ресницы Алана дрогнули, он открыл глаза и, не двигая головой, осмотрел комнату. Лана поразилась давно забытой прозрачности и спокойствию карего взгляда.

— Алан, ты меня слышишь? Тебе не больно?

— Лана… — Физик улыбался светло и широко, словно ребенок. — До чего же ты шумная, Лана… А я видел живого Счена. Я принес тебе его неизвестное стихотворение!

Николай Домбровский СУДЬБА ХАЙДА

«Человек использует лишь ничтожнейшую часть тех возможностей, что в нем заложены от рождения, — объяснял нам круглый маленький человечек, уютно расположившийся в углу дивана с чашкой чая в руке. — Нам трудно себе представить, какие залежи ловкости, мощи и гения в нас таятся».

«Мы слегка о том наслышаны, — отвечал мой друг, слабо улыбнувшись. — В дни моей юности, только и было разговоров, что о скорочтении, гипеопедии и возможности временно превратиться в гения под действием гипноза».

«Да, но вы забываете, — воодушевленно продолжал наш собеседник, — о давно установленных фактах о лунатиках, в трансе совершавших чудеса ловкости и храбрости, о многих случаях, когда самозабвение и подъем наделяли людей фантастической силой и выносливостью».

«И это было, — подтвердил мой друг, подливая себе чаю, — все журналы были заполнены различными мнениями на этот счет. Но потом все это как-то улеглось, и мы читаем о деяниях того или иного йога вполне хладнокровно».

«И вы ни разу не попытались испробовать все это на себе? — испытующе, сощурившись, спросил человечек. — Ни разу не захотели воспарить как птица над привычно средним уровнем своих способностей?» «Ну… — замялся мой приятель, — всякое бывало. Это, в некотором роде, даже стимул к работе — то, что в тебе таится нечто тебе самому еще не ведомое. В молодости, конечно. Потом все образовалось, стало на свои места».

«Да, для того, чтобы не разувериться в успехе, надо пользоваться точными и выверенными методиками, — проговорил наш сосед, в задумчивости протирая очки. — Точными и выверенными, а также изрядно сдобренными прикосновением нашей собственной творческой сообразительности. Каждый человек — уникум в своем роде, и то, что годится для одного, вследствие субъективных различий, не подойдет для другого. Надо подобрать свой собственный вариант, а это не просто, скажу я вам, ох, не просто».

«А вы, что же, добились каких-то результатов?» — спросил мой друг скорее ради того, чтобы поддержать разговор, чем из любопытства. В ответ наш собеседник быстро огляделся по сторонам и, убедившись, что в этом уголке летней веранды никого, кроме нас, не было, вдруг напряженно застыл, согнувшись в неудобной позе, вывернув локти и уперев руки в колени. Черты его лица затвердели и обострились, добродушные, близоруко сощуренные глазки остановились, потемнели и сделались какими-то плоскими. Словно распираемый какой-то чудовищной силой, он начал медленно разгибаться и вдруг с коротким криком обрушил свою руку в быстром, как молния, движении на стеклянный сифон. Массивный сосуд раскололся со звучным щелчком, нижняя половина его так и осталась стоять на краю стола, тогда как верхняя рассыпалась по полу в луже газированной воды.

«Простите, пожалуйста, небольшая неприятность», — принялся он объяснять прибежавшей официантке, медленно возвращаясь в прежнее состояние. Та недоверчиво на него посмотрела, подбирая осколки, но спорить не стала.

«Дайте взглянуть», — попросил мой друг по ее уходе. Он некоторое время вертел во все стороны пухлую ладошку толстячка, затем со вздохом ее отпустил.

«Не пойму, в чем тут фокус».

«А фокуса никакого нет, — воскликнул толстячок радостно. — Просто в одном человеке живут и сосуществуют множество других людей и даже не людей, а диких тварей, о многих из которых мы не имеем ни малейшего понятия. В простейшем виде это изложено у Сагана, в его «Драконах рая», но на самом деле, это гораздо сложнее. Так вот, весь фокус в том, чтобы на время в одного из них превратиться, вызвать его из того мира множества превращений, что лежит на миллионы лет за нами. Это все».

«Да, теоретически».

«Ну а практически это требует затраты колоссального труда, колоссальнейшего! Но результат окупается сторицей. Человек становится истинным хозяином сам себе и получает в свою власть новый материал для творения. Кроме того, ему не грозят никакие внешние перемены — он всегда готов к ним адаптироваться и противостоять. Представьте только: я в одном лице врач-педиатр, друг детей, добрый доктор, и в то же время неуязвимейший, кровожаднейший и опаснейший зверь, который когда либо существовал на Земле».

Он в изумлении развел руками, добродушно рассмеявшись.