Фантастика, 1985 год

Конечно, муравейник располагает и другими языками, с большим дальнодействием. И все-таки наиболее развитым, универсальным, цементирующим единство теломозга Ломеико читает обонятельно-вкусовой код. Муравьи беспрерывно приасаются друг к другу язычками и усиками. План любых работ “вычерчивается” сплошной сетью феромонов. Усики (органы обоняния) Павел уподобляет синапсам - местам, где соприкасаются клетки мозга, передавая возбуждение. В структуре ольшого муравейника он обнаружил части, сходные с мозгоыми долями и даже полушариями; во внутреннем конусе гнезда, там, где идет наиболее интенсивный трофоллаксис, Ломейвидит центр координации… Возможно, там у семьи возниощущение собственного “я”…”

Следователь. Значит, вы не допускаете, что муравейник мог быть бессознательным орудием в руках Ломеико?

Манохин. Решительно не допускаю… м-да.

Следователь. По-вашему, Формика для этого слишком умна и самостоятельна?

Манохин. Ну разумеется. Кое в чем она даже превосходит человека.

Следователь. Ну, это уже вы… Нет, серьезно?

Манохин. Как нельзя более.

Следователь. Значит, можно предположить преступное намерение… со стороны самой Формики?! Скажем, она считает человека менее совершенным, какой-то своего рода помехой, и…

Манохин. О-о… Это как раз тот случай, когда следствие может пойти по ложному пути. Нет. Бунт гигантских муравейников невозможен. Превосходство над нами - лишь в способности к самоорганизации. Структура семьи - не такая застывшая, как мозговая. Мы вот с вами не можем создавать добавочные участки коры, выращивать их из нескольких нейронов. А семья это делает совершенно спокойно - с помощью тех же отводков. Нам не дано расширить свой череп, в то время как купол может быть легко надстроен. Наконец, для нас недоступно слияние нескольких мозгов в одну систему, а у муравьев есть колонии и федерации…

Следователь. Ну ладно. Эту тему мы сняли. Попробуем зайти с другой стороны. Я так понял: Формика разумнее обычного лесного муравейника, может, раз в тысячу. Верно?

Манохин. М-да… Разница примерно такая, как между человеком и кошкой.

Следователь. И в этом заслуга Ломеико?

Манохин. Исключительно его. Он на несколько порядков поднял крупность и сложность семьи. Вывел теломозг из порочного круга, в который загнала его природа: добывание пищи, защита от стихийных бедствий, врагов, вырождения… Изучив код феромонов, сумел химическими сигналами мобилизовать муравейник для нетрадиционной деятельности, обучить, развить интеллект Формики…

Следователь. Значит, у Ломейко были только добрыe побуждения?

Манохин. Самые добрые и гуманные. Готов поручиться за это, хоть устно, хоть письменно.

Следователь. Так почему же Формика совершила yбийство?

Манохин. Вы не встречали родителей, которые сокрушаются о своем детище: “Мы-де его растили-кормили, учили только хорошему, а он вырос хулиганом… или там мошенником”?

Следователь. Сплошь и рядом. Но я не понимаю, какое отношение…

Манохин. Более чем непосредственное. Очевидно, что вместе с разумом пришла свобода воли. М-да… И Формика встала перед вечной и острейшей человеческой проблемой. Проблемой выбора между добром и злом.

Следователь. Но за каким же… почему она выбрала зло?! Вот до чего я хочу докопаться, в конце-то концов!

Манохин. Вероятно, на чашу зла был подброшен добавочный груз.

Ломейко. Я так понимаю, вы меня осуждаете. Не согласны, значит, что сына моего она окрутить хотела. А чего же она хотела, по-вашему?

Следователь. А вам не приходило в голову, что, может быть, ничего?

Ломейко. Это как же вас понимать?

Следователь. Очень просто. Ничего, и все тут. Любила она его, ясно? Сами же говорите - детдомовская. Ни родных, ни близких. Первый муж - бестолочь, недоразумение, спившийся идиот… В девятнадцать лет осталась одна с грудным. Беззащитная, красивая, во всем нуждавшаяся… Представляете, какие находились “доброхоты”?

Ломейко. Да уж. Повидала девочка…

Следователь. А вы не спешите с приговором-то… “Повидала”… Да, повидала! Обозлилась, конечно, с людьми ужиться не могла. Оттого и работы меняла часто… Потом со вторым мужем осечка. Вроде и неплохой человек, серьезный, но оказался домашний тиран. Ревнивый, вздорный, грубый…

Ломейко. Скажите, пожалуйста! Грубый! А она, значит, святая? Наверное, такое вытворяла…

Следователь. Еще раз прошу, Маргарита Васильевна, не рубите сплеча. Прошу вас. Мы же разбираемся… Пытаемся понять, что к чему… Ей любить хотелось, а не терпеть! Раз в жизни - любить и быть любимой. Отдать себя без остатка.

И тут появляется Павел. Умный, тонкий, ласковый… Казалось бы, вот оно, счастье! Протяни руку и бери. А ему этого не надо.

У него на первом плане муравейники. Устал от опытов - позвонил Вике, поиграл в любовь. Может, раз в две недели. Или раз в месяц. Мало, понимаете? Не от хорошей жизни она ему предложение свое сделала. Ой, не от хорошей… Ниточкой, хотя бы тоненькой ниточкой надеялась привязать любимого… А он…

Ломейко. Ага! Стало быть, святая она все-таки? А мы с Павлушей - злодеи… Интересно у вас получается! Да что же я ему сказать-то должна была? Благословляю, сынок, женись?