Фантастика 1985

— Я ждала, вдруг понадоблюсь. — Он увидел в ее глазах испуг, словно кто-то хотел отнять у нее это место на неудобном жестком стуле, рядом с операционной, где за последние двенадцать часов было сделано все, чтобы совершить чудо.

«Милая, — подумал хирург с неизвестно откуда вдруг нахлынувшей нежностью, — милая. Как ты это все выдержала…»

— Нет, не понадобитесь. — Он заставил себя быть строгим. — В ближайшее время не понадобитесь. Вы знаете, где вы можете отдохнуть? Позвать сестру — она покажет?

— Знаю, знаю. Не надо. Но я хотела бы ухаживать за ним. Вам не нужна сиделка? Я очень прошу…

— Отдохните. Состояние пока критическое. Не бледнейте так. Я же не сказал, безнадежное. Отдохните, потом поговорим.

Он пошел было дальше, но через два шага обернулся:

— Кстати, как вас зовут?

— Зовут… — Она замялась, но потом сказала решительно: — Вот когда он очнется, он и скажет, как меня зовут.

— Хм-м… Срочно отдыхать. Срочно. Медсестра!

…Она шептала окнам, и крашеным зеленым стенам, и пахнущей больницей подушке, и предрассветным сумеркам:

— Я виновата. Я виновата…

Она провела ладонью по лицу и вздрогнула. Как это непривычно — лицо, ладонь… Ощущать щекой жесткость подушки, хотеть спать, чувствовать усталость. Знать, что кто-то сильнее тебя. Быть обыкновенной…

Разбудила медсестра. Девушка открыла глаза и улыбнулась.

Потом вспомнила, глаза посерьезнели.

— Как он? — спросила она.

— Уже лучше. Есть надежда. Вы выспались? Я. думаю, шестнадцать часов достаточно. Иван Матвеевич сказал, вы хотели бы подежурить. Это не по правилам, но он почему-то очень настаивал. На всякий случай я буду рядом.

Девушка вскочила, словно что-то изнутри толкнуло ее, принялась одергивать помявшуюся одежду, поправлять волосы.

Медсестра улыбнулась. Она начинала что-то понимать. И ей стало по-хорошему обидно, потому что всегда бывает немного обидно, когда понимаешь, что в жизни уже кое-что безвозвратно прошло.

— Не волнуйтесь, — сказала она неожиданно мягким голосом, таким неподходящим к ее крупной фигуре и жестким складкам губ. — Не волнуйтесь. Подождите несколько дней: сейчас он еще не узнает вас…

Туннель был словно обугленный черный колодец, на дне которого плескалась бездонная мгла космоса.

— Я готова. — Она коснулась ладонями влажного розового зрачка анализатора. Где-то сзади тяжело засопела и охнула аппаратура настройки. Пустота длинными тонкими пальцами перебирала ее волосы и играла краем одежды. Звук голоса пробежал по стенам, словно луч фонарика, оставляя за собой серебристую мерцающую спираль, концы которой сомкнулись, будто две змеи встретились голова к голове, и ударил свет.

— Ты стоишь на пороге Великого перехода, — голос координатора был ласков и торжествен. Она и не представляла, что он умеет так говорить. — Миллионы лет, поколение за поколением делали шаг за шагом, чтобы наша цивилизация смогла прийти к этому порогу, чтобы каждый ее член мог бы стоять на твоем месте. Готова ли ты произнести клятву и стать подобной силам, которые управляют космосом?

— Готова…

— Тогда повторяй за мной. Клянусь, ту силу, которой буду обладать, никогда не применю во вред цивилизации, наделившей меня ею…

— …наделившей меня ею…

— …не буду вмешиваться в дела других цивилизаций, а лишь оставаться наблюдателем, всегда стремиться к познанию нового…

— …к познанию нового…

— …и не изменять своим принципам и идеалам. Клянусь!

— …Клянусь!

— И еще запомни, — голос координатора стал прежним голосом ее отца, — метаморфоза, после которой ты станешь всесильным и почти бессмертным облаком информационных частиц, обратима. Стоит захотеть — и ты приобретешь в той точке Вселенной, которую выберешь, ту материальную оболочку, какую захочешь. И тогда она станет твоим уделом — до последней черты. Дважды не получают то совершенство, которое ты скоро приобретешь. Дважды не исправляют ошибок.

— Не волнуйся, отец, — она улыбнулась одними глазами, — я не так привязана к своему телу, чтобы снова в него вернуться.

— Ну что ж, — ей показалось, что голос координатора стал раздраженным, — это хорошо, что тебе больше нравится быть бликом звезд и шорохом космического ветра. Это хорошо, что тебе нравится окунаться в океаны планет и спутников, пронизывая их и на время сливаясь в единое целое. Хорошо, что изобретение наших ученых как раз для тебя. Что ж, мы свой долг выполнили, мы дали вам крылья… Теперь иди: камера метаморфоз, или перевертывания, как называют это наши ученые, ждет тебя.

Стенки туннеля-колодца начали выравниваться, пока не превратились в зеркально-глянцевую поверхность, она увидела в них свое отражение, увидела в последний раз, и почему-то защипало глаза… Наконец озеро стен дернулось и распахнулось, как распахивает рот рыба, выброшенная на песок волной прибоя.

Она подошла к проему, обернулась. «Не думай обо мне плохо, — захотелось сказать, — просто у меня скверный характер. Просто скверный…» Но губы только дернулись, будто сведенные судорогой…