По словам матери, любили его они с мужем какой-то мучительною любовью, исключительной, как он сам, оттого и старшие ревновали, чувствовали это, не представляя себе причин, а сладкая мука чем дальше, тем больше отягощалась, ведь нельзя было откладывать до бесконечности раскрытие, рассекречивание истории мальчика. Как ученые не вправе были ее утаить. Как родители — не в силах разрушить мальчишечий мир. И оттягивали, предаваясь самоистязанию, покуда могли. Чтобы возмужал, окреп духом.
Характер у мальчишки был порох. Старший за год не приносил (и, соответственно, не наставлял) такого количества синяков, как этот успевал за неделю. Бросалось сразу в глаза, как скор он в решениях и неробок. Кроме шахмат, футбола и прочего, обожал верховую езду. И стрельбу из лука. Представляете себе, как екало у родителей сердце, когда они наблюдали за ним с трибуны где-нибудь в Крылатском на стрельбище. Твердая рука, верный глаз — тренер был убежден, что сделает из него чемпиона. Так бы, вероятно, и получилось, когда б не одна особа с психологического факультета. Со свойственной ему стремительностью он увлекся вначале ею, а следом и самой психологией как наукой.
Иногда, в пору состязаний, в особенности по ночам ему снилась степь. По примеру новых друзей, полюбил ходить в горы, и не только сюда, на Кавказ, но и в Альпы, и на Памир, а во сне видел степь… и от топота сотен копыт гул над степью, естественно, пыль до туч, и в гуле и в пыльной мгле он сам, в одно слитый с конем, как кентавр, на лету измеряет ковер земли, и колчан со стрелами приторочен к седлу, и рука сжимает упругую дугу лука…
И наш Сергей продекламировал наизусть — на фарси, а потом в переводе: — «Конь взял урок бега у серн, в горячности подобен огню, в плавности — воде, быстрокрылый, подобно ветру».
…Впрочем, мало ли кому снится степь и что является в сновидениях, однако если случалось рассказать родителям этакий сон, он замечал, они буквально мертвели.
— Вы так рассказываете, точно о близком друге… о брате! — первой не выдержала докторица. — Посвящены даже в его сны!
— Нет, это не мой брат, — любезно, с мягкой своей улыбкой, возразил ей наш милый Сергей. — Это я брат Тимура-хромца, его близнец, двойник. Перед самым отпуском, буквально накануне отъезда, вместе с супругами Петраковыми честь имел подписать к печати статью. Отчет о длительном АБП-эксперименте — археолого-биолого-психологическом… Да, товарищи, теперь можно о нем говорить, завершен — рождением моего сына!.. Вероятно, впрочем, что и это еще не конец, запятая, не точка, промежуточный финиш на первом этапе…
— Так, выходит, что ваш младенец, — проговорил тут в раздумье физик, как гипотезу выдвинул, — родимый племянничек великому Тамерлану?
— И стало — быть, дядюшка великому Улугбеку?! — без запинки развил эту мысль давешний сторонник генетики математик.
Странную смесь удивления, сомнения, плохо скрытой иронии и в то же время восхищения выражали явственно голоса, как это бывает от умопомрачительной небывальщины, а глаза торопились отметить в лице рассказчика монголоидные черты, отдаленное сходство с портретами из энциклопедий.
— На дворе-то распогодилось, милостивые государи, — говорил между тем наш двойник великого завоевателя, выглядывая из палатки наружу. — Не пора ли нам, дорогие, того?!
Не прошло получаса, как опять все дружно топали гуськом в гору, оставляя змейку следов на свежем снегу.
Руслан Сагабалян
ЧЕЛОВЕК С «КЕЙСОМ»
Дверь приоткрылась, показалась полысевшая голова.
— Можно?
— Можно, заходите, — нетерпеливо отозвался председатель комиссии.
Предстояло просмотреть еще десяток изобретений, и он очень нервничал.
— Ну, смелей!.. Подойдите!
Вошедший держал в руках голубой «кейс». Он прошел в середину зала и сел на стул перед комиссией, расположившейся полукругом.
— Ваше имя? — спросил секретарь, обмакнув перо в чернильницу.
Человек назвал себя.
— Адрес?… Не знаю…
— То есть как не знаете? Ладно, — махнул рукой председатель, которого к тому же мучила одышка. — Показывайте, что у вас.
— Вот… «кейс». В наше время быстрых скоростей и всеобщей компактности… Я подумал, что такой универсальный «кейс», быть может, найдет применение…
— Без вступлений, пожалуйста. Покажите лучше, — перебил его председатель.
Человек сделал два-три движения, и «кейс» превратился в треногий стол, в мольберт, затем в фотоаппарат с объективомгармошкой.
Члены комиссии переглянулись.
— Это все? — спросил председатель.
— Нет-нет, — торопливо ответил изобретатель и прибавил: — Ваша честь.
Он снова сделал два-три движения, и фотоаппарат исчез.
Вместо него с внутренней стороны крышки загорелся экран телевизора. Показывали футбольный матч, как раз последние минуты игры.
— Хорошо, — сказал председатель. — Дальше?
— Подождите, — запротестовали члены комиссии. — Пусть останется футбол…