Фантастика 1987

Назар остался в своей каюте. Тесное, правда, помещение: чуть побольше купе в вагоне поезда. Хорошо, хоть какие-то удобства предусмотрены: цветной телевизор, мягкий диван, приемник, диктофон, климатизер, видеомагнитофон с большим выбором кассет…

Сперва попытался читать, затем включил телевизор, пощелкал тумблерами радиоприемника, но возникшее тягостное чувство не проходило, напротив — усиливалось. Выключил климатизер, кондишен настроил на усиленное озонирование воздуха, но и это не помогло. Что-то древнее, тяжелое, давящее вторгалось в психику, и бороться было невозможно. Когда же пойдут на спад эти вспышки на Солнце, чтобы взяться за работу?

Он со злостью отдернул с иллюминатора штору. Там, в черноте ночи блекло вспыхивали молнии, погромыхивало. Корабль шел ровно, о качке не было и речи: на столе горделиво возвышался длинноногий бокал, доверху наполненный соком, и то ни разу не качнулся, — но все же что-то, сопровождающее такие грозы, действовало особенно угнетающе. То ли пониженное давление вдобавок к отвратительным солнечным пятнам, то ли еще что-нибудь.

Все-таки человек — часть природы и живет по ее законам… Любое возмущение на Солнце, притяжение Луны, противостояние Марса, даже приливные атмосферные волны, вызванные гравитацией планет-гигантов Юпитера и Сатурна, — все это властно вторгается в психику, вносит возмущение в симфонию человеческой души, путает команды мозга…

Наконец Назар махнул рукой и полез в аптечку. Там отыскались великолепные транквилизаторы: мощные, не коммулятивные, приятные на вкус. Вообще-то редко прибегал к лекарствам: сказывался модный лекарственный нигилизм, но сейчас все оправдывала трудность путешествия в открытом океане. Вот уже восьмой день не видят ничего, кроме однообразной водной глади… В этих условиях и самая здоровая психика даст трещину, станет искать спасительные отдушины.

Проглотив пару таблеток, подумал и добавил еще две: коэффициент на отвратительную погоду. По телу стала разливаться успокаивающая теплота, кровь хлынула на периферию, приятно защипало в кончиках пальцев, а в голове, напротив, стало легко и хорошо.

Он намеревался лечь и почитать, уже потянулся к шторе, чтобы отгородиться от холодного, негостеприимного мира… В этот момент там, за иллюминатором, сверкнула яркая молния, осветила страшные апокалипсические тучи, их неправдоподобно лиловые рваные края и… парусный корабль, который несся по черному морю!

Это было невероятно, однако Назар отчетливо увидел в двух-трех кабельтовых странный парусник, что стремительно мчался параллельным курсом, лишь постепенно отставая… Изредка его скрывали волны, но он упрямо выныривал, взлетая на следующий вал, и снова бросался в бездну…

Назар ощутил, как неровно прыгнуло сердце, стало жарко, а в ушах торжественно запели серебряные фанфары. По морю неслась каравелла, настоящая каравелла! На таких ходили Колумб и Васко да Гама, а теперь изображения этих прекрасных кораблей пошли косяком в наше ностальгирующее по прошлому время…

На обложках журналов, на шоколадных обертках и на крышках тортов — всюду каравеллы. В продаже появились значки, цветные гравюры… Да, это каравелла! Высокие надстройки на носу и корме, три мачты. На самой большой, что посредине — красивый большой парус, парус поменьше — тоже косой — на кормовой мачте, а тот, что на носу, почти квадратный.

В памяти молниеносно вспыхнул эпизод из детского кино: залитая ярким солнцем в море выходит празднично приподнятая над водой каравелла. Гремит духовой оркестр, золотом сияют надраенные смешные пушки, а над изукрашенным кораблем режет глаза сверкающая неправдоподобной белизной гора парусов, похожих на утренние, умытые со сна солнцем облака. У борта ласково плещется синее море, а каравелла, выкрашенная в темно-коричневый цвет, удивительно тонко гармонирует со всем миром, и легко-легко скользит, не погружаясь, по мягким зеленоватым волнам. Именно скользит: не вспарывает воду, не бороздит, а несется неслышно, словно над волнами летит огромная сказочная птица…

На-палубе улыбаются моряки, машут руками и треуголками.

Все как один загорелые, белозубые, с крепкими руками, никто не боится высоты. А на капитанском мостике, небрежно сбивая тросточкой клочья белой пены, которую туда взметнул свежий ветер, стоит тоже загорелый, обветренный всеми ветрами семи морей, просоленный капитан. Из рукавов богато украшенного камзола выглядывают знаменитые брабантские — так, кажется, их называли — манжеты, на парадном белом поясе висит длинная шпага с затейливым эфесом, над которым работали лучшие мастера Милана, а ножны украшены драгоценными камнями…

Вспышка молнии продолжалась миг, но изображение впечаталось в сетчатку глаза и длилось, поражая неправдоподобностью: неподвижные, как дюны из грязно-серого песка, застывшие волны, и замерший в стремительном беге старинный парусник!