Фантастика 1990

Впереди он увидел небольшую ровную площадку. Удивительно, что она ничем не была загромождена. Как будто роботыуборщики по странной прихоти старательно оберегали этот островок свободного пространства. И все же площадка не была пустой. Вместо привычных жителю планеты монотонных серых тонов там вопреки здравому рассудку бушевали яркие цвета - красный и зеленый. Не думая об опасности, Крей рванулся вперед и тут же застыл на месте. То, что находилось перед ним, не было похоже ни на что до этого виденное! Это “нечто” было сделано из неизвестного Крею материала. На миг у гроссмейстера мелькнуло безумное ощущение, будто он видит живое существо. Но нет. Он ведь точно знал, что планета, заселенная очень и очень давно, не носила прежде признаков жизни.

От волнения Крей даже снял защитный шлем. И мгновенно у него закружилась голова. От площадки шел сильный, терпкий и вместе с тем необыкновенно тонкий аромат.

Гроссмейстеру вдруг пришла ясная, четкая мысль: все, над чем он работает,- ничто по сравнению с тем, что он видит и чувствует сейчас.

Ошеломленный, Крей оперся на плечо робота и задумался.

Он вспомнил, что где-то здесь высадились первые люди, обосновавшие на планете колонию. И “это” они, несомненно, привезли с собой. Оно действительно живое.

Рассказать о находке всем? Нет. Его просто никто не поймет, не захочет даже слушать. Да разве любой здравомыслящий житель Остарлейта может тратить на это время? Кто же осмелится потерять уйму минут, чтобы пойти с ним в зону Ф - свалку прошлого? Скорее всего его сочтут перетрудившимся, потерявшим способность мыслить реально. В лучшем случае ему оставят звание гроссмейстера, но вновь его жизнь будет отдана под контроль хронометра.

Да и ведь для него все происшедшее - чистая случайность. Результат одного только шага в сторону, который он сделал.

Ну а если со временем он расскажет дочери об этом чуде?

Нужно хотя бы изредка, как это ни трудно, брать ее из сектора воспитания. И иногда он будет приводить ее сюда. И она увидит все сама. Вдвоем им будет легче доказывать другим. Крей в последний раз взглянул на чудо. Он уже торопился. Ведь слишком долгое отсутствие могло быть замечено.

Теперь он не будет жить одной лишь работой. Это было непреклонное решение, которое он принял, впервые увидев цветы (а это были розы), вывезенные первыми колонистами со своей прародины.

Михаил БЕЛЯЕВ. ДУБ-СЕМИЗУБ

“…дерево живое, и если жить под большим дубом, то долго проживешь, потому что он отдаст часть своей силы”.

Д. С. Лихачев, академик

Сергей Волошков твердо решил: поедет в деревню.

Конечно, он мог бы поехать в отпускное время и на юг, и на север. Да мало ли куда можно закатиться отдыхать! Местком завален путевками. Какое-то чудо свершилось! Есть путевки и в санатории, и в пансионаты, и в туристические лагеря. На Кавказ, в Крым, в Молдавию, в Прибалтику. Предлагают желающим. Профсоюзные работники превратились в праздничных зазывал. Вывешивают длинные полотна с указанием свободных для отдыха мест. Но путевки продолжают гореть.

Вое члены бригады Волошкова, а он работал строителем, уже побывали в деревнях, родных и таких, которые присмотрели с помощью друзей.

Волошкову напомнили: пора брать отпуск.

И Волошков взял. Он едет в деревню. В Древние Ливны!

Где еще есть такой простор, такая пересыпанная родниками земля!

В первую же минуту, когда большак вывел его к березовой посадке, где росли и его березы, посаженные им когда-то в отрочестве, Волошков бросился в полевые цветы. В залив ромашек, желтого и белого донника, живокости и молочая.

Поселился в доме отца. Утром, едва полыхнула ранняя заря, Волошков выскочил к цветам на выгон, чтобы покружить, поразмяться в них.

– Смотри, что делает!- воскликнул отец, уже стоявший на выгоне с коровой.- Опять Лешка Кожухов с пнем бегает.

Сергей глянул на деревню Кожухово, и увиделось необычное: из-под навеса большого сарая вышел пень. Он был таким разлапистым, что лишь, внимательно присмотревшись к нему, можно было заметить под ним человека в трусах. Обойдя куст сирени, человек двинулся со своей неудобной ношей мимо каменного забора и пропал в переулке за домом.

– Каждый день таскает. И утром, и вечером,- пояснил отец.- Как вернулся из армии, так и прыгает с ним. А пень наш. Помнишь, дуб на валу стоял? Думал, век ему стоять. Да кто-то бензопилой спилил, когда мы с матерью к тебе в гости приезжали. На Преображенку. Хитро так срезал - как на вертолете подкрался. А я выкопал пень. Дубовые поленья потом у Кожуховых видели. Бабка Кожушиха на них в сарае себе постельку устроила. На лето, конечно. Ей уже под восемьдесят: она такая свежая, словно с курорта приехала.

И тут отец и сын Волошковы увидели бабушку Кожушиху и Лешку, который водрузил пень на бабку. Она не присела, не согнулась. Потащила пень в ограду, а Лешка даже присвистнул.

Отец и Сергей, наблюдавшие за ними, удивленно качали головами.