Фантастика 1990

– Я копейки собирал, чтобы купить эту книгу, спешил, чтобы успеть купить ее к сегодняшнему дню. Только она дает мне надежду на выздоровление, отдых и лечение. Ну, нашел шестнадцатую?

– Да,- Алексей уже держал книгу перед самым лицом Черного.

Тот наклонился вперед, ткнулся носом в страницу и попросил:

– Подними чуть выше и запомни, как надо держать.

Нищий наконец взял обеими руками свои очки, с трудом рывком снял их, освободив глаза. Глаза оставались открытыми. Алексей увидел, как нищий заулыбался и даже осторожно, чтобы не трясти головой, засмеялся.

– Я вижу, вижу, мне уже лучше, лечение помогает, сегодня я стану здоровым, я верю в это. Хорошо… держи, не тряси.

Заинтригованный, Алексей посмотрел на картину, которую изучал нищий с закрытыми глазами. Ничего конкретно-реального там нарисовано не было. Разноцветные треугольники, окружности, линии, кубики были перемешаны, как в испорченном калейдоскопе. Что же видел в этом разноцветном хаосе Черный? Прошло минут пять. Руки Алексея, державшие тяжелую книгу, заныли и вот-вот готовы были уронить нелегкий груз.

– У меня руки устали,- сказал Алексей, и нищий, тяжело вздохнув, без всяких упреков надел очки.

Алексей с облегчением закрыл книгу и бросил ее на кровать.

– Меня зовут Валентин,- неожиданно представился Черный.- Можно просто Валик. Ты молодец, у тебя хорошая стойка, и руки не дрожат. Когда книга дрожит, глазам плохо. У меня опять появилась надежда, что выздоровею, не сегодня - так через год. Ты, Алексей, отныне заменишь своего отца. Жаль, что его записи украла эта…- нищий запнулся,- твоя мать. Но я помню, немного заметок сохранилось в этой книге. А остальное ты сам поймешь, если будешь…- Черный перешел на шепот: - Слушай только меня. Запомни: таково завещание твоего отца, который за разгадку моей болезни не пожалел своей жизни.

Странные, разноречивые мысли бешено прыгали и менялись в голове Алексея. Он никак не мог схватить хотя бы одну какую-нибудь из них и всмотреться, понять, осознать ее.

“Отец умер, мама близка к сумасшествию от страха и ненависти. Нищий Валентин предлагает… Что же он мне предлагает? Выполнять волю отца и пойти против желания мамы? И… отца уже нет, он ушел, он уже не страдает и не огорчается. А мама? Она надеялась, что сын - родной и ставший сильным - избавит ее от черного страдальца. Она любила отца и, затаив злость и раздражение, терпела Черного… Чью же сторону должен принять я?” Алексей вспомнил чистый полированный стол в кабинете отца, пустые ящики.

“Она могла убрать, унести, спрятать”. - Изо всей вещественной памяти об отце у меня остался только старый мультфильм “Пластилиновый мир”,- грустно сказал Алексей и, кажется, даже не сказал, а только подумал, увидев себя на ночном просмотре старой детской пленки.

И вдруг нищий Валентин вскочил с кровати, затрясся весь и упал на колени перед пораженным Алексеем.

– “Пластилиновый”? У тебя? Продай! Умоляю! Спаси меня, отдай мне! Я насобираю денег!

Нищий вцепился своими грязными трясущимися пальцами в книгу с такой нечеловеческой силой, что Алексею показалось, будто пальцы продырявят твердый переплет.

– Зачем тебе старый мультфильм? - удивился Алексей.

– Принеси, день кончается. Отдай…

Алексей чувствовал себя камешком в несущемся течении.

Поток ревет, камешек перекатывается, оббивая угловатость индивидуальности, отупляя свои грани и не понимая, куда его несет и за что его превращают в гальку, гладкую и удобную для движения в любом направлении. Алексей стоял напротив нищего:

– Расскажи мне, чем ты болен и отчего и как умер отец? - спросил он.

– Сначала “Пластилиновый мир”.

– Нет,- не спуская глаз с нищего, сказал Алексей. - Сначала твой рассказ. И запомни, правдивый и подробный. Иначе…

Нищий опустил голову и покорно заговорил:

– У меня сегодня день рождения. Восемнадцатое мая - единственный день, когда мне хочется убить себя. Вот уже три года продолжается болезнь, и третий год умирает моя надежда на выздоровление. Проклятый день. Он уничтожает меня еще на целый длинный год. Когда ты приехал, я поверил - вот удача, которая должна привести к выздоровлению. Вот знамение. Я ночью на тебя смотрел и вспоминал себя. Мне двадцать лет. Я буду здоровым, молодым, веселым, буду всех любить и никогда не обходить нищих. Проклятый день! Восемнадцатое наступило и скоро закончится, а я болен. Убью себя! Чтоб не мучиться больше! Ты не веришь? - плаксивотревожно спросил Валентин.

Алексей пожал плечами. Он мало что понял из этих туманных эмоциональных слов. Единственное, чем он мог утешить или огорчить Черного, это маленькой поправкой в числах.

– Ты ошибся. Восемнадцатое мая будет только завтра. Сегодня семнадцатое, семнадцатое,- повторил он по слогам для доходчивости.

Нищий недоверчиво замотал головой, потом быстро схватил свою дорожную палку и, мелко подрагивая от страшного напряжения, стал ощупывать неаккуратно сделанные беспорядочные зарубки. Губы шевелились: