Фантастика 1990

В Москве наводнение, точнее, Москва уже покрыта толщей океанской воды, такой толщей, что город залит 40-50-метровым слоем. Вода движется куда-то, несется, но нет волн, нет той бурунной среды, которая бывает при шторме. Ибо несет всю воду. Я нахожусь в ее потоке (даже и не в потоке, потому что в ней нет потока, она сама - поток, сама - движение всей своей громадности) словно пушинка, пылинка или что-то другое, но такое же безмерно малое по сравнению с океаном, что не тонет, не бедствует (потому что слишком -мало для этого, слишком ничтожно и даже не может всерьез погрузиться в воду из-за несоизмеримости объемов), а лишь стремится куда-то вослед неведомому движению самого же первозданного океана, как шарик от пинг-понга. Я нахожусь в широчайшей лавине воды, вижу ее чистый зеленовато-изумрудный оттенок, почти зеркальность ее глади. Я ничего не боюсь, не страшусь - ни того, что могу утонуть (да это и невозможно), ни - ближайшего будущего; я только весело и азартно наблюдаю, как несет меня на поверхности воды, и радуюсь этому. Вот 60- или даже 100-метровый (по высоте) поток (не бурлящей, а почти гладкой, хотя и не совсем ровной поверхности) заворачивает вокруг Исторического музея (а он, как и Красная площадь, почти скрыт под водой, кроме шпилей и башен да крыш соседних с ним домов) и устремляется вниз с 20-30-метровым перепадом высот туда, где скрыта Манежная площадь. Я начинаю замечать, что я не один, что меня несет с кем-то, но понять Не могу. Затем вижу, что это девушка.

Поток несет нас все дальше и дальше, со множеством поворотов, различных загибов вокруг крыш, потом - вторых этажей и… вдруг спадает в один миг, и мы остаемся на пустой чистой улице. Некоторое время мы идем рядом. Потом она поднимается в воздух, так, будто продолжает идти, только с небольшим наклоном вперед и замедленно; я - за ней, и мы или от удивительной легкости чувств и тела, или от особого состояния мира (невесомости) сближаемся на лету.

33. 18 декабря 1984. 7.00-8.10.

О плаче

Я на горной вершине, которая связана с десятью или даже с пятнадцатью вершинами других гор, словом, на целом хребте вершин. Я еле держусь на нем - ширина скалы с камнями и землей меньше метра и постоянно изгибается - из-за высоты, узости площади, где можно держаться и т. п. Но мимо меня по хребту проскакивает на полном ходу сначала один, а потом больше десятка мотоциклистов, которые на своих ревущих, мощных машинах несутся по самой кромке вершинного камня. Я держусь с трудом, но больше удивляюсь тому, как им это удается…

Я вхожу в залу, похожую на приемную комнату царствующей особы. Несколько секунд жду и вижу, что из двери выходит женщина и, остановившись метрах в пяти от меня, замирает в полуобороте, как бы даже и не обращаясь ко мне и не замечая; и молчит. Я падаю ниц и что-то говорю, а потом начинаю рыдать, и слезы эти - откровенные, открытые, бесстеснительные - вдруг доставляют мне огромное, неимоверное облегчение. Я и плачу, и рыдаю от какой-то искренности, а больше от радости, свободного выражения чувств.

(Просыпаюсь я необычайно бодрым, с большим подъемом, пытаюсь сразу вытереть слезы, настолько сильно ощущение рыдания, но - глаза сухи. Я будто от чего-то освободился, и мною владеет чувство легкости, душевной мягкости и бесконечного терпения.)

34. 24 мая 1985. 7.45-8.35

Я вошел в большую комнату после работы и, побыв в ней несколько минут, почувствовал, что в ней что-то не то, что в ней что-то изменилось. Но если вчера подобное ощущение лишь промелькнуло, то сегодня оно уже проявилось: стол был сдвинут к стене, где стояла кушетка, а сама кушетка подвинута к стенному шкафу. Возникла мысль о недобрых людях, забравшихся с дурной целью в чужую квартиру. Но как они могли войти без ключа - ведь дверь-то была заперта,- оставалось неясно. Вместе с тем результат чужих действий оказывался налицо, и я не знал, что предположить. Дверцы шкафа распахнуты, и внизу его видны голые стены и пол. А на месте стола, чуть правее, в полу появилось отверстие чуть ли не в квадратный метр или более, а там - какой-то ход с освещением. Видны нагромождения из крупных ящиков. Я не понимал: вроде бы все на месте и вроде чего-то недостает, будто украдено. В стенном шкафу исчезли, правда, какие-то старые вещи, но считать их за потерю невозможно. Однако же я чувствовал, я видел - кто-то был, кто-то передвигал все это.

35. 27 августа 1985

Я у окна в каком-то учреждении на берегу Волги. На другой стороне видны огромные работы по строительству моста: залежи строительных материалов, краны, домики рабочих, сложенные штабеля кирпичей и даже начатые возводиться опоры у самой воды. На моей стороне - гладкий берег, нет не только строительства моста, но и никаких работ вообще.

Меня что-то отвлекает в комнате, но чей-то возглас заставляет вновь обратиться к окну: на другой стороне, на месте строительства взметнулись мощные взрывы, пламя, и все покрылось дымом. Никто не понимает, что там происходит, но все сожалеют о погибших работах, людей погибших будто нет.

36. 10 декабря 1985.

О снятии тяготения