— Носит вас черт на ночь глядя, — проворчал тот, но вылез, открыл дверцу фургона, помог ей втащить рулон в кузов.
— И что ты там наложила, такая тяжесть?
Она не отвечала, он махнул рукой:
— Иди, садись в кабину, ты же вся вымокла!
Они ехали долго — час или два — по сторонам дороги стоял темный лес, дождь летел параллельно земле и стекал крупными блестящими каплями, и ей казалось, что они не едут на машине, а летят среди звезд, и те расступаются перед ними.
— Только бы не проехать, — вдруг испугалась она, но в то же мгновение шофер затормозил.
— Дальше мне налево, так что выходи здесь, может, поймаешь еще машину.
— Да, да, конечно, спасибо вам. — Она совала ему какие-то смятые деньги.
— А может, поедем до Орехова, что ты тут со своим ковром ночью делать будешь? Утром доберешься.
— Нет, нет, мне надо сегодня. Я доберусь, ничего со мной не случится, — вдруг он не послушается и увезет ее в город.
— Ну, как знаешь.
Они вдвоем вынесли ковер, положили его на обочину. Машина фыркнула и исчезла за стеной дождя. Еще несколько мгновений был виден красный огонек, потом он пропал, и все погрузилось во тьму.
Она в нерешительности постояла несколько минут, пока глаза не привыкли ко мраку, а потом заметила, что вовсе не так уж темно, как казалось из кабины. Лес начинался сразу за дорожным рвом. Она подняла ковер, прижала его к груди и смело, как в пропасть, шагнула под деревья.
Долго шла между редкими соснами по усыпанной иголками земле, и каждое следующее, едва видимое во тьме дерево казалось ей стоящим человеком. Она ужасно боялась и даже временами скулила от страха, но все шла и шла вглубь, уверенная, что идет правильно. Наконец силы ее иссякли, она почти бросила рулон и опустилась возле него на колени прямо в мокрый мох, дожидаясь, когда вернется дыхание, и тут увидела замшелые покосившиеся кресты и сломанные могильные загородки.
Дождь кончился, немного, самую малость посветлело. Она даже видела стоящую вдалеке между сосен одинокую березу. Достав лопату, она долго и неумело копала, опять выбилась из сил, сняла пальто, снова копала и плакала, не от горя, а от бессилия. Земля подавалась плохо, все время приходилось перерубать мелкие корни. Наконец, отбросив лопату, она стала руками брать сухую рассыпающуюся землю и отбрасывать в сторону.
Потом расстелила ковер, села рядом с телом. Его лицо было таким бледным и так хорошо видным в темноте, что, казалось, кто-то подсвечивал его изнутри. Она не помнила, сколько просидела так, и, когда очнулась, увидела, что уже заметно светает. Серые тени пролегли от деревьев, и одинокая береза заметно приблизилась к ним. Она поцеловала его в лоб, снова завернула в ковер, перетащила в неглубокую и очень узкую яму, стала засыпать сначала руками, потом вспомнила о лопате. Навалив небольшой холмик, она легла на него грудью, раскинув руки, и опять впала в забытье.
К дороге она шла очень долго и все удивлялась, какое расстояние сумела пронести ковер ночью. На шоссе было пустынно в этот ранний час, она в полудреме медленно пошла по краю, не зная, правильно ли идет, в какой стороне Москва. Из оцепенения ее вывел шум мотора, возникший за спиной, она бросилась на середину и тут же услышала визг тормозов. Обернулась. Огромный синий самосвал стоял в трех метрах от нее, а выскочивший шофер злобно кричал:
— Тебе что, жить надоело?
Она повернулась и пошла к машине, он продолжал еще что-то кричать, но, увидев ее лицо, вдруг замолчал, а потом вежливо спросил:
— Вам до Москвы?
Она кивнула.
— Садитесь, у меня тепло, сразу согреетесь.
В кабине действительно было тепло, негромко играла музыка, и пахло кожей от новой обивки сиденья. Она молчала, тупо глядя перед собой на мокрую дорогу, и чувствовала, что шофер — молодой парень — все время с интересом посматривает на нее.
— У вас какое-то несчастье? — наконец спросил он.
Она кивнула и полезла за платком.
— Странно, что у таких красивых женщин и бывают несчастья.
Она враждебно посмотрела на него. Но парень даже не улыбался.
— Я серьезно говорю. Правда, я не так уж много прожил, но таких красивых женщин мне еще не приходилось встречать.
— Да, — вздохнула она, — сейчас я особенно красива.
— Не знаю, может, сейчас и особенно, только вот щека у вас в земле испачкана, вытрите. — Он повернул к ней зеркало.
Она взглянула в него, и у нее бешено забилось сердце; это было ее лицо, и все-таки это была не она. На нее из зеркала смотрела очень красивая, невероятно красивая женщина со слегка запачканной в земле левой щекой.
Алексей Раскопыт
Палач
У меня заканчивался рабочий день, когда в кабинет вошел завотделом верхней одежды Крестовский. Он остановился у двери, словно не решаясь шагнуть дальше, чтобы не осквернить меня, владыку, своим дыханием.
— Александр Васильевич, — подхалимский голоском произнес он, — в магазин явился корреспондент газеты! Разыскивает вас, что прикажете?