Фантастика 1991

Холмов поспешно достал из нагрудного кармана преобразователь — «боб», а заодно — старинный японский шахматный автомат «Каспаров». Машинка эта скрашивала ему нудные лекции Федорова. Линдберг почему-то обратил внимание не на преобразователь, а на электронную игрушку, хотя внешне она почти ничем не отличалась от обычного блокнотика.

— Играет с начинающими, но может сразиться и с мастером, пояснил Ростислав, — тут восемь классов. Для сильной игры автомат требует времени. Я обычно устанавливаю третий класс и играю блиц. Миниатюрная машина отвечает практически мгновенно. Хорошая тренировка! Не желаете?

Холмов снял крышку и показал фигурки, вставленные в отверстия шахматной доски.

— Не сейчас, — рука студента потянулась к преобразователю, — а это что такое?

— А это расщепляет молекулы воды. Надеюсь, — Ростислав вынул из пластмассового цилиндрического контейнера «боб» и повертел им перед носом Линдберга, — этого будет достаточно?

— Ах, вот оно что, — студент сел, аккуратно подтянул брюки, — но все же…

Не давая собеседнику опомниться, Холмов продолжал наседать:

— Неужели вы думаете, что для представителя цивилизации нашего уровня попасть сюда, на чердак, сложнее, чем, скажем, на Марс? Просто я не сумею вам объяснить информационную относительность времени. И вообще молчу о достижениях в области переработки информации.

— Информации? Такого слова в нашем обиходе нет, — поджал губы Линдберг, — значит, вы из…

— Очередного тысячелетия, — любезно подсказал Холмов, — временно, разумеется, временно. Меня, если быть — откровенным, заинтересовали ваши опыты. И вот я здесь…

— Извините, я перебью. Неужели все-таки Марс? Ай да Синичка, он меня обошел! Синицей я зову моего приятеля студента Сикорского: он бредит воздухоплаванием. Кстати, немалого достиг.

Теперь вклинился Холмов:

— Воздухоплавание и Сикорский здесь ни при чем. Освоение космоса пошло другими путями. Реактивное движение, слыхали? Космические поезда, управляемые компьютерами?

Студент покачал головой.

— Н-да, мы действительно люди разных миров. — Он с достоинством представился: — Павел Николаевич Линдберг, студент-политехник.

Холмов назвал себя, и они скрепили знакомство рукопожатием.

— Цель моего… так сказать, визита — ознакомление с этим устройством в порядке, что ли, обмена опытом; в «Ниве» я увидел фотографию, — вдохновенно начал Ростислав, а студент будто про себя подтвердил: «Был у меня на днях проныра-корреспондент» и усмехнулся, увидел фотографию и не сумел понять хотя бы принципа действия приборов…

Линдберг весело закончил за него:

— И захотели посмотреть на человека, который опередил развитие науки более, чем на столетие. Извините, но принцип своей установки я обязан держать в строгом секрете. Да-с, есть на то высшие соображения, и посвящать вас в них я не имею права. Если желаете, покажу портативный вариант в действии. Но не здесь.

Холмов кивком дал согласие.

— Только вам придется переодеться, иначе первый же полицейский сволочет такого красавца под белы руки в участок, а то и в городовую часть. Там вам покажут двадцать первый век. Вы ведь обычный человек из того же теста, что и все мы?

— Из мяса и костей. Просто совокупность атомов, составляющих мое «я», рекомбинирована для данного отрезка времени. В этом, грубо предположительно, суть информационного путешествия.

Линдберг нырнул в нишу и поманил за собой Холмова.

— Мы одного роста. Переоденьтесь в мое запасное платье. Здесь есть и рубашка и галстук, — показал он на вешалку.

Холмов снял с себя серебристый функциональный костюм с прессованными гофр-складками на коленных и локтевых сгибах, содержание карманов быстро переложил в новое одеяние. Через две минуты Линдберг осматривал его в студенческой форме, удивленно цедя:

— Оказывается, одежда сильно меняет внешность. Мы похожи друг на друга, как близнецы. Скажите по чести — у вас в роду не было случаем Линдбергов?

Холмов, к своему стыду, родословной своей дальше деда не знал и пробормотал что-то уклончиво. Линдберг тем временем совал в портфель какие-то свертки и детали установки, лежавшие на столе. После этого он решительным тоном объявил, что готов ехать, и предложил спуститься на Невский. Холмов, выйдя на проспект, отметил, что он за сто лет изменился, но не кардинально. Пока Линдберг на мостовой высматривал свободного извозчика, мимо Ростислава прошел господин в черной пиджачной паре и котелке, с черным же зонтом в руках и со странно изуродованным носом — треугольным, сплющенным, с одной заросшей ноздрей. Вообще все петербуржцы, казалось, одевались исключительно в темное платье, но этот прохожий запомнился Холмову. И еще плавно прошли две очень красивые дамы, тоже в темных и длинных юбках. Они отвлекли внимание Ростислава.

Линдберг уже махал рукой из закрытой пролетки:

— Садитесь же, Холмов!

Рысачок бодро зацокал копытами, пролетка заколыхалась на мягких рессорах. Линдберг велел извозчику ехать на Петроградскую и далее по Приморскому шоссе за город. Отвалившись на пухлую кожаную обивку, Линдберг несколько минут молчал, изучая лицо Холмова.