Фантастика 2000

— Тиккирей, в твоем теле есть миллионы крошечных клеток-фагоцитов. Ты знаешь, какая из них спасла тебя от опухоли или инфекции?

— Вас же не миллионы!

— Конечно, меньше. Нас меньше тысячи, и это, кстати, почти тайна. Но мы — фаги. Тихо снующие по галактике в поисках опасности. Это тоже своего рода гордыня, и своего рода изъян: быть незаметными героями, служить поводом для острот и насмешек. Может быть, со временем это нас погубит. Но наши враги над нами не смеются, Тикки. Никогда. Теперь — спрашивай.

Я вскинул на него глаза. Замялся. Даже глупо задавать вопрос, когда его уже знают.

— Капитан Стась, я могу стать фагом?

— Почти наверняка — нет. Мне очень жалко, Тиккирей, но подготовка фага начинается еще до его зачатия. Ты никогда не сумеешь двигаться с той скоростью, которая необходима нам в бою. Твои органы чувств слишком слабы. Ты — уже слишком стар. Ты — уже родился.

Я невольно рассмеялся. Но Стась был серьезен:

— Мало быть честным, умным, здоровым человеком. У тебя есть и воля, и упрямство, и интуиция, но… Нужны еще самые примитивные физические возможности. Умение вести бой против двух-трех десятков вооруженных противников. Выдерживать нагрузки, непосильные для человека. Вот, примерно так…

Он вынул из кармана монетку в полкредита. И двумя пальцами свернул ее в трубочку. Потом сплющил в тонкую металлическую полоску.

— Держи.

Я поймал монетку. Металл был горячий, почти обжигающий.

— В нашей работе гораздо меньше таких ситуаций, чем принято думать, — мягко сказал Стась. — Но иногда они возникают. Тебя можно тренировать, учить, и ты станешь куда сильнее и ловчее обычного человека или даже имперского десантника. Примерно таким, как агент Инея, оставшийся в мотеле. Вот только фаг должен быть таким, чтобы никогда там не остаться.

— Угу, — сказал я. — Я понял, извините.

Стась кивнул.

— Фагом ты не станешь. Но можешь быть с нами. Для того чтобы один-единственный авалонский рыцарь мотался по планетам, соря деньгами и запросто заходя к правителям, нужна еще сотня человек, готовящих каждую операцию. И я буду очень рад, если где-то на тихом и мирном Авалоне ты будешь ломать голову над странностями, замеченными в секретных имперских сводках и провинциальных новостях позабытых планет. Делать запросы, анализировать. А потом отдашь мне приказ, и непобедимый супергерой отправится на работу. В девяти случаях из десяти — совершенно попусту.

Я улыбнулся. Да, мне было очень обидно. Но и приятно.

Стась стал серьезен.

— А теперь нам надо лететь, Тиккирей. Надо сообщить то, что мы поняли. Посмотришь, на что похож полет в гиперканале… в первый раз это довольно интересно.

— Подождите, капитан Стась, — сказал я торопливо и стал отстегивать ремни. — Две минуты, можно?

Он улыбнулся, кивнул.

— Нет, вы не поняли, — сказал я. — Я — в поток.

Кажется, мне удалось его удивить по-настоящему!

— Зачем, Тиккирей?

— Там же мой друг. Он один. Ему плохо. Может быть, если я буду рядом с ним в потоке… ну, я понимаю, там нет ничего, но вдруг он почувствует? Вдруг это ему поможет?

Говоря, я уже стоял, раздеваясь, возле второго места для расчетного модуля.

— Ты же собственные мозги гробишь, — сказал Стась, помолчав. Он даже не повернулся, сидел напрягшийся и растерянный.

— Ну, за один прыжок ведь не испорчу, верно? Вы же сами говорили, что нельзя всегда поступать разумно… — Я улегся на дурацкую кровать для тяжелобольных и стал застегивать ремни.

— Мне очень жалко, что ты уже родился… — тихо сказал Стась. — Ты мог бы стать настоящим авалонским рыцарем. Удачи тебе, Тикки. Я постараюсь добраться к Авалону как можно быстрее. И не только из-за Инея и Нового Кувейта.

Я кивнул, хотя он и не мог это увидеть. Но ведь мог почувствовать, верно? Достал кабель, воткнул его в шунт. Посмотрел на Лиона — сквозь темное стекло его лицо казалось грустным, но не более того.

Это оказалось совсем нетрудно — думать над каждым поступком. Чуть непривычно, чуть страшно. Но нетрудно.

— Удачи, Стась, — сказал я, закрывая глаза.

Декабрь 1999 г.

Владимир Васильев ПРОСНУТЬСЯ НА СЕЛЕНТИНЕ

Глава первая

Я назову ее «Селентиной», — решил Ник.

Планета была красивая — голубовато-зеленый шар, похожий на елочную игрушку, маленькое чудо на фоне бестелесного космоса и равнодушных далеких звезд.

Ник не любил звезды. Впрочем, звезды способны любить лишь те, кто никогда не выходил в пространство. Это только считается, что космолетчики жить не могут вдали от звезд и шалеют от расстояний: без этого не сможет жить только законченный псих.

Любят обычно то, чего лишены. Лишены хотя бы частично.

Космолетчики, например, любят кислородные планеты. А что еще любить? Не метеориты же…