Фантастика 2002. Выпуск 1

Ссыпался вниз по лестнице, раз за разом прокручивая в голове спасительную мысль-соломинку: «Надо по дороге купить Ванде цветы. Обязательно купить цветы. Она любит гладиолусы. Желтые…» И снова — болезненный укол. Именно желтые гладиолусы он купил для Ольги во время антракта, ни о чем еще не помышляя. Просто понравилось, как играет. Он и имени-то ее не знал…

— Привет. Спасибо, старик.

— Да чего там! Поехали?

— Поехали. Только цветов по дороге купим.

— Ну, это само собой…

Рулевое колесо утонуло в лапищах Мишеля. «Фиат» мягко выкатился из двора, незаметно набрал скорость. Притормозил Мишель лишь однажды — возле цветочного магазина. Желтые гладиолусы в ожидании глядели на Кирилла из высокой вазы с водой. Вспомнилось невпопад: говорят, желтые цветы — к разлуке. А красные — знак страсти.

Он купил сиреневые.

В фойе роддома их ждали. Целая делегация: три улыбчивые акушерки, пожилая толстуха-санитарка и врач — высокий, худой, похожий на Дон-Кихота. Все в белоснежном парадном облачении. Хотя какое оно парадное?! Медработники всегда так ходят. Писака хренов, сразу штампы наружу прут, даже в мыслях!

— Ваша фамилия Сыч?

— Да.

— Здравствуйте! Поздравляем от души! На диво здоровый ребенок!.. Роды — идеально, без разрывов… без малейшей патологии, как по маслу! Она у вас молодец!.. Она…

Кирилл слушал доктора невнимательно, в пол-уха. Все это ему уже подробно изложили по телефону, и еще раз — когда он наведывался в роддом три дня назад. Слегка раздражало: говорил один человек, а создавалось впечатление, что Дон-Кихот в халате — голос всех пятерых.

Рупор общей радости. Скорее всего так оно и было, но — раздражало. Надо справиться с собой. Рядовой Сыч! Прекратить рефлексию!

— Спасибо, доктор. Я знаю, что Ванда молодец. Спасибо. А…

— Ваша жена сейчас выйдет. За ней уже пошли.

Врач словно читал мысли Кирилла, хотя это было невозможно. Впрочем, догадаться, о чем думает молодой отец, легко без всякой телепатии. Вернее, о чем должен думать. Все папаши одинаковы… Мишель топтался позади, не вмешиваясь, но Кирилл спиной ощущал его тайное участие. «Эх, Мишка, Мишка, друг ситный! Тебе ведь и невдомек, что у меня на душе творится. Да оно и к лучшему, что невдомек…»

— А вот и ваша жена с ребенком. Ну? Что ж вы стоите?

На мертвых, вялых ногах Кирилл шагнул навстречу. Две молоденькие сестрички, сопровождавшие роженицу, нарочито отстали, чтоб не мешать встрече любящих супругов. Ванда шла по лестнице, шла к нему, а Кирилл, как завороженный, прикипел взглядом к ее лицу. Не лицо — лик! Глаза — большие влажные звезды. Покой, благость, умиротворение. И загадочная улыбка Мадонны. Кирилл даже не сразу заметил ребенка на руках у жены — до того был поражен переменами в знакомом облике. Да и ребенка Ванда держала настолько естественно, непринужденно, что дитя казалось продолжением ее самой. Будто всю жизнь только этим и занималась.

Наконец, очнувшись, он моргнул, а через мгновение Ванда была уже рядом.

— Ну как ты? В порядке?

Дурацкий вопрос. Разве и так не видно? Это он не в порядке, а она…

— Здравствуй. — Жена разглядывала его пристально, с жадным вниманием. Будто не виделись целую тысячу лет. — Спасибо, мы в порядке. И я, и Адамчик. Хочешь на него взглянуть?

— Конечно! — На этот раз Кирилл был почти искренен.

Из пеленок на него уставилось брюзгливо-сморщенное личико, похожее на покрасневшее от раздражения печеное яблоко. Как ни странно, от лицезрения сына Кирилл вдруг успокоился. Притянул Ванду к себе, обнял за плечи, зашептал на ухо:

— Ты представить не можешь, как я рад! У нас сын! До сих пор не верится. И за тобой соскучился. А ты здорово выглядишь! Такая стала… уверенная, спокойная. Будто светишься изнутри.

Ванда отстранилась. В глазах мелькнули удивление и радость;,

— Ты заметил? Заметил, что я проснулась? Возьми Адама, я пальто надену. Привет, Мишель! Да, подержи цветы, я сейчас…

С некоторым страхом и опаской Кирилл осторожно взял драгоценный сверток. Уставился на заворочавшегося внутри Адама. Младенец в ответ покосился на родителя (как показалось Кириллу, вполне осмысленно) — и вдруг, без всякого предупреждения, заорал благим матом. Кирилл даже вздрогнул от неожиданности. Повопив секунд десять на одной надрывной ноте, ребенок так же резко смолк, вновь скосился на Кирилла и, видимо, удовлетворенный результатом, закрыл глаза, умиротворенно засопев.

— Поехали, предки? — весело спросил Мишель.

В хрустале вазы томились гладиолусы, пытаясь заглянуть Кириллу в лицо, когда Ванда выходила из комнаты. В остальное время цветы безраздельно принадлежали ей.

— Раньше мне красные нравились, — заметила Ванда, расставляя на столе тарелки. — Или желтые. Сейчас вспоминаю — приятно. Только сиреневые красивее.