Фантастика 2002. Выпуск 2

«Богадельня» Г. Л. Олди — произведение сложное и многослойное, решенное в традиционной для харьковского дуэта форме философского боевика. Возможно, Громов и Ладыженский начали новый цикл, географически связанный с неким условным герцогством Хенинг. Напомним, что эпизодически оно уже упоминалось в недавнем романе соавторов «Маг в Законе». В настоящее время Олди закончили и цикл повестей, действие которых также происходит в Хенинге. Упоминание «Мага в Законе» и Хенинга не случайно. Ведь и тематически «Богадельня» в некотором роде продолжает то, о чем повествовалось в предшествующем произведении Олди.

Интересная закономерность. Дуэт неохотно покидает раз обжитую реальность. Ему не хватает одной книги, чтоб полностью рассказать о вновь созданном мире. Уж если миротворчество, так с размахом. Создать историю данного мира, его настоящее, заглянуть в будущее. Бездна Голодных Глаз, Кабир, Хастинапур, Древняя Эллада мифического периода, родной Харьков. О каждом из этих миров написано минимум два-три произведения. И это правильно. От этого веет какой-то основательностью, фундаментальностью. Ведь «служенье муз не терпит суеты».

Итак, Хенинг. В «Маге в Законе» мы видели это герцогство уже захудалым в начале альтернативного XX века. Но отчего же здесь продолжают рождаться знаменитые маги, способные потрясти основание мира? Нужно заглянуть в прошлое. Может, там корни? И вот перед нами средневековый (снова-таки альтернативный) Хенинг. Альтернативный потому, что здесь все, казалось бы, поставлено с ног на голову. Владение оружием — удел простолюдинов. Привилегия же знати — сражаться, что называется, голыми руками. Удивительный, жестокий, беспросветный мир, как нельзя более точно характеризуемый монотонной песней бредущего под дождем монаха: «Ах, в пути б не сойти с ума».

И посреди этой блеклой серости мальчик и девочка, позже юноша и девушка, еще позже Герцог и Хенингская Пророчица. Два существа, которым суждено восстановить привычный порядок вещей. С мукой, с кровью, с безумной болью живьем сдираемой кожи. С потерями и обретениями в игре, где ставка ни больше ни меньше — душа и судьба мира. Вот так вот, и никак иначе. Олди не привыкли играть по маленькой.

Таинственные и прекрасные, как выступление балетной труппы Большого театра, обряды-посвящения, стремительное рукомашество и ногодрыжество учебных и реальных поединков — вот внешний антураж «Богадельни». И неизменный подтекст, параллельный сюжет, связанный с древней «Панчатантрой». История о несчастном отце, замучившем трех ни в чем не повинных малюток-дочерей. Все то же «служенье муз…». Да стоит ли оно таких жертв? Не лучше ли дать ребенку вдоволь наиграться куклами, чем преждевременно старить его? «Ибо от многого знания многая скорбь». Мы видим, как преждевременно взрослеет Витка, как рано созревает Матильда. И физически ощущаем эту тяжесть знаний, гнетущую их плечи. Не желанием ли сбросить ее, пойти наперекор грозным и беспощадным учителям, приносящим все в жертву цели, продиктован жест пары, отдающей золотого истуканчика соскучившемуся по куклам ребенку-призраку? Такой понятный нам и такой губительный для всего Хенинга порыв. Из-за которого ветры возвратились на круги своя.

Для «Центрполиграфа» 2001 год стал зоряным сезоном. Вернее, сезоном Александра Зорича. Издательство нашло новую «священную корову» или, если угодно, «священного быка» на замену своему прежнему Апису Юрию Никитину. Была переиздана первая трилогия харьковского дуэта (ибо Зорич — творческий союз Яны Боцман и. Дмитрия Гордевского) о Сармонтазаре, их новая тетралогия о Своде Равновесия, роман «Сезон оружия». Но событием года для «Центрполиграфа» и, возможно, для русскоязычной, фантастики в целом стал выпуск двухтомного романа Зорича «Карл, герцог».

На его выход откликнулись почти все центральные печатные органы, пишущие о фантастике. Мнения были противоречивыми. Как и всегда, когда речь идет о произведении свежем и неординарном (напомним о дискуссиях вокруг романов ван Зайчика). Кто посчитал «Карла» пародией, бесчестящей великую тень прошлого. Кто, наоборот, отметил, что роман со всей точностью воспроизводит местный колорит и нравы воссоздаваемой эпохи. Многие точно охарактеризовали идейно-тематическое пространство произведения, увидев перекличку «века минувшего» с «веком нынешним».