Фантастика 2003. Выпуск 2

Я — Иная. Что это значит? Мне принадлежит этот город… Мне принадлежит весь мир… Ты умеешь правильно распорядиться своей властью?

Надо выбирать — Тьма или Свет. Черное или белое…

А есть ведь еще рассветы и закаты, кроваво-красный и небесно-голубой, нельзя их все прятать — только…

Свет… За ним — детские сказки и улыбки самых дорогих людей. За ним — легкая грусть Предназначения.

За ним — чистая совесть и выполненные обязательства.

А Тьма? Тьма — это свобода от всяческих человеческих законов. Эго не отсутствие принципов, но сохранение принципов самых главных — своих, внутренних… Тьма — это свобода делать то, что сам считаешь нужным, а не то, что диктуют другие.

Тьма и Свет не могут друг без друга — так не могут ужиться два влюбленных идиота, ни один из которых не может заставить себя мыть посуду или выносить мусор. Две чашечки весов, из которых перевешивает то одна, то другая. Так лисица делила сыр — пока ничего не осталось. Но теория теорией, а надо делать выбор. И все-таки самое главное то, что теперь Тьма для меня — милый мальчик, маг третьей ступени, не шибко сильный, но бесконечно милый Иной Сашка… Сашка, от имени которого тихонько начинает покалывать где-то на дне груди, а руки становятся теплыми, и кровь бурлит в предчувствии… А когда у нас ладони соприкасаются, то по ним пробегают голубоватые искорки. Сашка… И это имя, вызывающее предательскую дрожь в коленях, решило все.

Отпустила бы меня Генриетта вот так, легко, если б не знала, какую сторону я выберу? Нет! Поэтому, Яська, прошу тебя, будь очень осторожна… Вот она, первая ловушка Тьмы — иллюзия любви.

Я выбрала. Выбрала Тьму. Выбрала Дневной Дозор, выбрала, быть может, подлость и предательство, но выбрала потому, что не могла не выбрать. Иная… Ярослава Летина, Иная, Дневной Дозор Перми. Рада познакомиться!

Упаковала вещи, позвонила Сашке. Он приехал, забрал меня к себе. И м целовались, потом занимались любовью. Сначала нежно, потом дико — и было чувство наполненности. Потом — в Сумраке. Не тела — сгустки энергий переплетались над бесконечностью серого пространства, и я уставала, выныривала и засыпала у него на плече — и снова, снова, до изнеможения, до потери сознания, балансирую на грани наслаждения и боли, как наколотый на булавку мотылек, в сладострастной истоме агонии. Ныряла в любовь — как в холодную воду, теряя память, шепча на память Цветаеву и Пастернака… Читала — в закрытых глазах. Играла — не зная сама, что играю. Две волны — синяя и красная, слились в одну — золотую, бескрайнюю, сумбурно сметающую все вокруг и ловящую в свои сети случайных влюбленных, целующихся в морозном октябрьском воздухе… И не помню уже толком — то ли в Сумраке, то ли наяву поняла, что у нас — не единая плоть, не единая жизнь, что максимум год-два — и я уйду, стану Высшей, а Сашка останется все тем же магом третьей ступени. И что мне будет странно страшно с ним расставаться — как уходить в плавание на незнакомом корабле по морю из огня, как открывать книгу и вместо повести находить чистые страницы… А пока — я любила его той единственной любовью, которая заставляет писать стихи и кричать от наслаждения, даже если внизу у соседей только уснул трехлетний ребенок, которая заставляет стоять у Черной речки, уже предвидя скорую развязку, и взлетать в темноту, не имея крыльев, разрезая ее всего лишь сиянием — глаз и именем — любимого… Я видела как наяву, что мой глупый мальчишка любил Генриетту, и как уже любит он меня, понимала с тоской, что знакомы мы всего день, и понимала, что второго предательства — моего — он не вынесет. Он строил планы, а я смеялась им, как смеется взрослый человек проказам ребенка, как смеется мудрая и женственная — над случайно поцелованным мальчишкой. И приходила к нам — обреченность…

Это чувство обреченности придало бесконечно повторяющейся, как в плохо написанном романе, развязке чувство бессмысленной завершенности. И был свет — в Сумраке. И была тьма — в городе. И ложились тени на потолок — узорами линий судьбы на моей ладони. Я знала — я Великая. И я была единственной, кто знал это.

Глава ВТОРАЯ

ВИКТОР

1

День начинался скучно. Так откровенно скучно, что скучнее просто некуда, и даже «Титаник» без спецэффектов по сравнению с сегодняшним днем был бы просто самой веселой кинокартиной в мире. Я сидела, приткнувшись на заднем сиденье тряского автобуса «Икарус», и тихо радовалась, что самолетов не выпускают. Хотя нашей авиации это вряд ли сильно навредило бы — в конце концов, летают же наши «тушки» и падают не намного чаще «боингов».

Моя напарница Наташка откровенно позевывала и изо всех сил старалась не уснуть, делая вид, что рассматривает живописную панораму нашего города в окошко. Хотя что она там пыталась рассмотреть, ума не приложу: окошко было грязнее, чем эспланада после Дня города.

Наташка — прекрасный боевик. У нас в городе вообще хорошо с боевиками — все-таки как-никак оборонка. Но вот простая ведьма из Наташки слабенькая — ей быстро становится скучно… А в эту жару…

Тихонько играло радио… Что-то новое, я еще не слышала этой песни: