Фантастика 2003. Выпуск 2

— Честно? Наверно, любил. По-своему. Хотя всегда придерживался точки зрения, что любви нет. Все это — всего лишь выдумки глупых дам…

(О, говорим как по написанному. Бывшая жена спрашивала? Сколько раз, что ответ почти на пять выучил. Вот только учти, меня он не устраивает. Еще раз попробуем? Хотите хорошую оценку, герр Виктор?)

— Виктор, это ведь неправда, то, что вы говорите. Вы сами это признали. Она вас предала?

— Ну, Яра, если смерть считать предательством, то да, предала. Оставила одного тет-а-тет с целым жестоким миром. И не спросила, хочу ли я этого…

Он вытянул сигарету из пачки. Я автоматически отметила — «Золотая Ява». Нервно прикурил. Черт, не хотел ведь разговаривать, а смотри-ка, втянула.

Нервничаешь? Не надо, Вик, я ведь ничего плохого не хочу. Ну ладно? С перепоя тебя так трясет или от темы не особо приятной? И рассказать хочется, как больно было. И колется. И мама не дает… Я посмотрела на свою тень. Не на ту, обычную, — на настоящую тень. Она взволнованно вытянулась — и на фоне сгустившегося сумрака чуть подрагивала… Чувствовала…

— Ну давай, спроси, отчего она погибла…

— А отчего она погибла?

— Авария, Яра, банальная авария. Две машины. Одна жертва. Десять гаишников. И глупый, никому не нужный, старый дурак, модный писатель, который разучился писать.

— Не такой уж и старый…

— Да, Ярочка, не такой уж и старый. У нас с Виталом разница в возрасте четыре года. Ему — двадцать семь. А мне? Не дашь мне меньше тридцати пяти, Яра? А все потому, что мне в душе уже — добрый сороковник.

Ой, какими словеями-то мы заговорили. В душе тебе, говоришь, сороковник. Уговорил, душ я с тобой принимать не стану. Вик, честно, мне это все нравится ничуть не больше, чем тебе. Но есть такое слово — «надо». Так всегда моя мама говорила.

Я взяла сигарету и прикурила от своей зажигалки, хотя он и протягивал огонек — тонкий, дрожащий. Мы — сами по себе, вы — сами по себе. Не так ли? Сделала затяжку.

— Вик, а ты ведь до сих пор не веришь, что ее нет. Просто смирился, да?

Я встала. Кошка… Кошка… Я — самая прекрасная кошка из клана тех, что гуляют сами по себе. Как я тебе нравлюсь, Вик? Ты пьян, и я тебя разозлила, а собаки всегда бросаются на кошек, особенно на плохо знакомых. Нравится? Твой любимый глюк — тоненькая блондиночка, курящая твои сигареты на твоей кухне… Ах, этот глюк? Не бойтесь, он хороший. Глюк по имени Я… Ты меня решишься назвать по имени сейчас, ну, Вик…

Я же вижу, что ты меня хочешь… Прекрасно вижу. Ну давай, ты же смелый и сильный мужчина, а я, стерва такая, тебя провоцирую… На, возьми эту девочку с чуть дрожащими губами и светлым «конским» хвостиком, милую, по-детски наивную… Вампирочку. Хочешь? Я пока разрешаю… Сигарета аккуратно легла на край пепельницы. Моя рука так же аккуратно легла на его плечо. Все, мне надоело играть взглядами, пускаем в ход тяжелую артиллерию. «Осторожно, киса, я свои эмоции не контролирую» — напиши красными буквами на лбу — будет менее заметно. По-моему, прекрасная мысль для значка, знаешь, такие сейчас все носят. И мы таким же значком ответим: «Эти глаза не против». «Опасно для жизни»? Для моей? Ошибаешься, зайчик…

— Не надо, Виктор, не надо вспоминать. Ее — нет. Я есть.

Он рванулся вверх. Обнял — подхватил — легкая, господи, до чего ж легкая, маленькая, хрупкая. Тебя это удивляет? Я ведь на это и рассчитывала… Кусая почти, начал целовать, рвать губы. Задыхаешься. Спокойней, Вик, спокойней — вот она я. Никуда не денусь ближайшие полтора часа. Время у нас есть, не так ли?

— Не надо, Вик, не надо… — шепотом, почти неслышно.

«Ты ведь тоже этого хотела?» А как ты догадался? Приз за догадливость в форме шоколадной девочки с вкусными губками. Ура нам!

Ты пробовал с другими. Я ведь знаю, я почти вижу это. Но на внутренней стороне век отчетливо отпечатывалось лицо Светки — и ты кричал, звал ее по имени — на пике.

— Светлана…

А утром вновь и вновь повторял, чувствуя себя последним говном, очередной девушке:

— Прости, боюсь, ничего не получится.

Но я — это я. И ей, Светлане, я не позволю сюда вторгнуться. Ты ведь уже не помнишь ее лицо, правда? Нет Светланы, нет… Нет серых, с укоризной, глаз. Есть другие — зеленые, кошачьи. Опьяняющие…

— Ярослава…

— Не надо, ну пожалуйста, не надо…

Вот так, хорошо, рыбка наживку проглотила и не подавилась. Осталось совсем немного. Он рвал мои губы, но я не чувствовала боли — опьянял вкус победы (моей первой самостоятельной победы!). И я видела, как тает, уходит серый призрак, стоящий за его спиной, черный вихрь инферно — вскормленный чувством вины и безразличия. Тогда я прошептала — не надо…

До свидания, Светочка… Ты мне неплохо помогла, а теперь ты лишняя.

Третий почти всегда лишний…

Он звал ее по имени, но имя уходило, выскальзывало из пальцев, как тоненькая шелковая нить… зато оставалось мое — горькое, настоянное на лести самому себе, на многомесячном отречении от чувств, — Ярослава…

Пусть будет Ярослава… Яра… Ярочка…

А теперь сплету-ка я свой поводок из чувства вины. Он держит крепче любви и ненависти.

5

Из записей Виктора