Фантастика 2003. Выпуск 2

В ней было что-то Светкино. Нет, они внешне были ничуть не похожи, хотя вроде одного типа — хрупкие блондинки, тоненькие, маленькие, нежные. На первый взгляд — девчонки-пацанки обе… Мне вот Мила Йовович всегда нравилась больше, чем Шерон Стоун, и что теперь? Но их роднило нечто, недоступное милым девочкам или роковым красоткам, которые приводили в восторг братца, — не то сила, не то загадочность, не то что-то еще, неподвластное словам, определениям, легкое, как пыльца на крыльях бабочек.

Женщина… Она была Женщина — вот правильное определение.

Я привык с таких вот рисовать своих героинь. Поймаю лицо в толпе — и придумаю ей историю. Или свой с ней роман. Только, по правде говоря, большинство лиц так и сливались в одну сплошную черту — позже и не узнал бы, вновь увидев. Я и Светлану бы в толпе не заметил. Да и заметив, вряд ли предложил бы знакомство… Но, как говорится, обстоятельства… Ярослава была другая. Таких — не забывают. Никогда.

Она сидела в углу, сжавшись в комочек, — маленькая, беззащитная. Я попробовал подойти, приобнять ее за плечи — она лишь ершисто оттолкнула меня.

— Не надо… Не трогайте меня…

Она плакала. Губы потеряли идеальные очертания — осталась размазанная помада да маленькие капельки крови — я прокусил ей губы. Они ей очень шли, эти маленькие капельки, — она становилась похожей на юную вампирочку, впервые попробовавшую крови. Еще не вамп, но уже вампи… Она слизывала кровь и слезы. Всхлипывала. Потом начала чуть успокаиваться.

В соседней комнате протяжно застонала ее подружка. Как ее? Надя? Наташа? Уж эта-то точно знала, на что шла. Стон повторился, ритмично скрипел диван. И почему я никогда не обращал внимания на то, что наша старенькая двушка, принадлежавшая еще родителям, а теперь стоявшая в комнате Витала, решила заделаться Шаляпиным?

Ладно, прекрати воспитывать брата… Ты то что, намного лучше? Практически изнасиловал девчонку…

Я наконец-то решился приобнять ее. Поставить на ноги. Шептал что-то на ухо, успокаивал, говорил, что не обижу, пойдем. Плюшевый медвежонок просто, сахарная овечка. Герой сказок Астрид Линдгрен. Она жалась доверчиво — видно, и вправду редко обижали. И я не обижу… Никогда больше, Ярочка, Ясенька, солнышко…

Возбуждение прошло. Осталась нежность. Неужели и правда люблю уже эту девочку, маленькую девочку Ярославу? Влюбился! Взрослый папа Вик влюбился… Уложил ее на кровать, лег рядом. Укрыл одеялом. Спи, спи… Она меня обняла, прижалась доверчиво (о, опять это словосочетание. Ну и что! Еще сто раз упомяну). Я ее поцеловал — нежно. Губы еще хранили солоноватый привкус, но были мягкие, опухшие. Я запомнил их полусладкими — как земляника — и полусолеными — от крови…

— Спи…

— Уже сплю…

Она быстро заснула. Мне тоже казалось — не усну никогда. Но я пару минут глядел в темноту, а потом провалился в сон.

6

Когда подействовало и Вик уснул, я выскользнула из комнаты на кухню. А за мной ужом — Наташка. Она была растрепанная, смотреть страшно, без косметики. Я хмыкнула. Она вытащила из сумки зеркальце и посмотрела. Задумчиво потерла круги под глазами и накинула «паранджу»… Я снова хмыкнула… Наташка показала мне язык. Витал в комнате на диване мирно похрапывал. Ага, замечательно.

— Ясенька, просто блеск! Да так у Генри бы не получилось!

— Знаю.

Знать-то знаю, вот только на сердце уж больно паршиво. Паршивее некуда. Не нравится мне это ощущение. Вика жалко до ужаса, а я сама себе противна…

— Блузку вот только жалко… А у тебя как?

— Ничего… Тебе Генриеттища такую премию выпишет, что три блузки себе купишь. От Кардена. А у меня все просто. Трахнул — понравилось. Завтра пошлю его — понравится еще больше. Ничего нестандартного. А ты приукрасься, а то синяки страшненькие…

Натка оказалась права. Ближе к утру и мне «паранджу» накинуть все-таки пришлось… Кто не знает, поясню — небольшой магический марафет, чтоб выглядеть посексуальней да попривлекательней. Глупый фокус, почти детский, но иногда полезен… В нем чуть-чуть от приворота, чуть — самые обычные формулы. Любая Иная сумеет при желании. Я помню, смотрела какой-то конкурс красоты, «Мисс Россия», кажется, моя одноклассница заняла там третье место. А вот победительница меня ужаснула — кривоногая, страшненькая, и куда жюри смотрит? Подумала, большие деньги заплатила. Генри мне потом пояснила, что жительница славного города Самара — Иная, носившая «паранджу» и благополучно делавшая карьеру. На подиуме. Вот только теле- и фотокамеры «паранджу» не воспринимают.

Но вот ведьмочки поопытней «паранджу» не носят — засмеют коллеги. Это как грызть ногти — официально никто не запрещал, но привычкой считается дурной.

Но вот синяки «паранджа» прикрывает вполне ничего.

Я скользнула в кровать и поняла, что старому доброму дяде Вику пора просыпаться.

— Вик…

— М-м-м?

— Вик, дай рубашку…

— Зачем? Ой, мама, это я? Ну и нажрался я вчера! (Не надо притворяться, все ты помнишь!) И синяки…

Как он ухитрился? Вот черт! Силен, батяня… Ладно, не будем мелочиться — пусть будут синяки.

— Вот… Одевайся, я сейчас.