Фантастика 2003. Выпуск 2

Я устала… Я бесконечно устала. И мне было все равно, что будет. Я легла на кровать и плакала. Только где-то на улице разрывали тишину холодные строчки чужих рифм — реквием по остаткам моей веры в справедливость:

Будь осторожней, мое отраженье, —
Мы оба слишком увлеклись Игрой…
И победивший терпит пораженья —
Я никогда не притворюсь тобой.

Глава ТРЕТЬЯ

Андрей

1

Это было похоже на парализованность. Или на страшный сон — я все вижу, все понимаю, но пошевелиться не могу… Чувствовать я могла — все-таки могла — магию, Сумрак, чужие ауры. Но сама стала инвалидом, годящимся только на то, чтоб подглядывать в замочную скважину за жизнью — бурной и беспринципной, жестокой и яростной, но такой яркой и прекрасной…

Не совсем полным инвалидом, образно говоря, пальчиком пошевелить я могла… Самые простые заклинания мне еще подчинялись. Но — не более того…

Говорят, нервное перенапряжение… Чувствую — эмоционально перегорела. Ничего не хочу. Никуда не хочу. Зарыться бы с головой в песок и провести так остаток жизни… В Дозоре мне осточертело.

Все косились как на больную и сочувственно цокали язычками. А за спиной комментировали: «А ведь она была…» Ненавижу, когда обо мне — в третьем лице и прошедшем времени!!! То есть осточертело в Дозоре еще не совсем, но Генри предпочла не рисковать и отправить меня, разнесчастную, в отпуск. Перестраховщица! Толку от меня — ноль. Единственное, на что я способна после истории с Виком, — тихо материться, поминая Сумрак, Дозоры, Генри, Светозара и еще кучу малоприятных вещей.

Дура! Жалкая, ничтожная дура… Ты все равно переживешь это лето — как еще сотни и тысячи других, не менее тяжелых… Вот только сейчас почему-то каждый день кажется мучительно долгим.

2

Отпуском, полученным от Генри, я нагло воспользовалась. Но, провалявшись недельку на пляже, поняла, что жизнь юной и привлекательной курортницы, меняющей любовников под цвет купальника, не для меня.

Я приняла историческое (истерическое) решение. Устроиться на работу. Какую-нибудь весело-азартную.

Занес меня черт в борьбу на выборах главы мелкого территориально-административного деления, в котором добывали подозрительно много нефти… В качестве (долго смейтесь) социолога… Меня — ведьму — в качестве социолога… Пф! Погрешность предсказания — 0,009 %. Но чтоб поверили — сделаем 1,4. И всегда-то я буду права… Потому что уж больно легко — даже Генриетта это видит — получается у меня управляться с возможной реальностью.

Иные как-то вяло к этим выборам отнеслись… Видимо, после губернаторской стычки силы восстанавливали… Хотя я не понимаю, что там было восстанавливать: и Дневной, и Ночной с подозрительным единодушием поддержали новоизбранного. Хотя вот по поводу должностей первого зама того самого Новоизбранного Губернатора и того, кто займет пост главы нашего областного центра, спор разгорелся нешуточный.

Но… В сторону политику, давайте о любви.

3

В административно-территориальное деление, а точнее, поселок, который на самом деле был небольшим городком, я влюбилась… Подозреваю, что надолго. Мне тут нравилось все. И вычурные, изыскано-громоздкие дома нового поколения разбогатевшей элиты, бывшего райкома комсомола и нефтеруководителей. И однотипные серые пятиэтажки в центре. И ухабистые, сто лет не ремонтированные дороги окраин. И вышитый — золотистыми или серыми — в зависимости от погоды — неровными стежками пруд… И…

Он был женат. Восхитительно, до безобразия женат. А меня к нему тянуло. Не менее восхитительно и до безобразия. Я могла часами петь дифирамбы в его честь, признаваясь, что я полная, никчемная, абсолютная дура, а потом напоминать ему, что реакцию толпы как раз я-то, полная и никчемная, на очередное выступление нашего кандидата, который в самом штабе прослыл полулегендарным существом, собственно, и предсказала.

Ему прощались спрятанная в карман радиотрубка и походы на ежедневные обеды домой, просьбы срочно сообщить телефон, когда под носом у него лежал справочник, моя предусмотрительно живущая в сумке зажигалка, которую он требовал (именно требовал, а не просил) дать ему всякий раз, когда он отправлялся курить. Ему прощались едкие замечания в мою сторону и попытки выгнать меня из-за компьютера с намеком на то, что я не просто чайник, а минимум заварочный.

В свою очередь, он прощал мне мою восхитительную, с его точки зрения, глупость и вечные утренние опоздания, мой опять же странный для него налет феминизма и ненакрашенную по утрам морду лица. Он великодушно позволял мне пользоваться компьютером и нести околополитическую чушь, подавать ему зажигалку и наливать воды.

В общем, меня ситуация вполне устраивала. И его тоже. Я звала его Андреем Алексеевичем, он меня Славкой. Я была в него совершенно безобидно влюблена, что позволяло мне вовремя вставать и поздно уходить. Он снисходительно терпел мою влюбленность.

4