Полесье дыхнуло на меня ароматами помойки и болота. Из трещин древней автострады пробивалась трава, дальше простирался пустырь, поросший бурьяном и лопухами. Дальше — затянутая ряской речушка с переброшенными кое-где деревянными мостками, огороды, территории «частного сектора» — кривые грязные улочки, иногда покрытые щебнем, жестяные и пластиковые бараки, усеянные частоколом антенн, гаражи и загоны для скота. Еще дальше вздымалась стена леса. За моей спиной царил шмон мусорозавода, а впереди, окопавшись пустыней, угрюмо доживала свой век атомная электростанция.
— Объект за лесом, — напомнил Шурик из кабины.
— Сам знаю.
Я, почти не целясь, дал четыре залпа, не забыв установить дистанцию в четыре километра. Высоко над вражескими лабораториями просыплется следяще-транслирующий дождичек.
— Ажур, — сообщаю «боссу».
— У разведчика глаза спереди, по бокам и сзади, — комментирует «винчестер».
Я лезу обратно. Спрашиваю:
— Засек?
— Рано. Стадия распространения занимает только около часа.
Марченко возится с компом. По монитору ползут метрические данные.
— Хороший выброс, — похвалил Шурик. — Девяносто процентов уже сформировали аудиовидеодатчики. Идет почкование. Задаю вектор.
Его пальцы забегали по клавиатуре.
— Плодитесь и размножайтесь, — приговаривал Шурик. — Дети мои…
— Метнись за чипсами, — предложил я.
— Сам метнись. Торчишь без дела.
— В падлу.
— Мне тоже.
Я расстегнул комбинезон на груди. Жарко. Душно, как в парилке. Чертовы метеослужбы гоняют Дуньку-Кулакову…
Через двадцать минут Шурик сказал:
— Первые сигналы. Реактивные, однако, «жучки».
Вы спросите, как оператору уследить за тысячами передаваемых изображений и звуков? Компьютер сам выбирает главнейшие и выводит на экран в соответствии с заданной программой отбора. Ее писал сам Шурик, стараясь учесть большинство вероятных ситуаций — приоритетных сюжетов. При желании он мог просмотреть и «закадровые» ролики — если софт пропустит какую-либо важную мелочь. Материалы слежения записываются на жесткий диск.
Я вставил радионаушники, и по барабанным перепонкам ударили лондонские хардбрэйкеры. От ретроджаза и атмосферного неоджангла Джем-Степ-Фанки переходит к орбитал-дэнсу и классическому брэйкбиту с металлическим вокалом. «…Он играет в клубах Нордического Агломерата, Питера, Токио и Сиднея. В 63-м в студии «Диджитал-мастер» в Париже он записывает дебютный сетевой альбом «Трилениум-2», а спустя полгода по верхним строчкам чартов гремит сборник его сигналов, и это — успех. Слушаем…»
Шурик развернул на лобовом стекле восемь каналов: виды подступов к лабораториям и фасады административных корпусов, стоянка, пропускная…
«Наш герой не ограничивается чисто музыкальным звучанием и голографическими эффектами. В прошлом месяце «СИ-МОТИ» выпустила двенадцатичасовой картридж с его виртуальными клипами — «ДЖЭМ-СТЭП-ФАНКИ-ХИТС». Его можно приобрести в любой точке Белополиса — это информация для фанатов…
Я уже собрался прикорнуть, но тут в плавную речь диджея вклинился посторонний звук — сигнал вызова на мобильнике.
— Ответь, — сказал Шурик.
Я поднес телефон к уху:
— Видоплясов слушает.
— Привет, «собачник», — раздалось с другого конца линии. — Познал?
«Узнал», — хотел поправить я, но сдержался. Еще бы. Гасан Рахматов — собственной персоной. Чего изволите.
— Да, — сказал я.
— Добро. Чэго тротэсь тут?
Я мысленно перевел на человеческий язык. И, не задумываясь, соврал:
— Отдыхаем. Тихо, спокойно…
— Лапшу вэшай бабушке в кэдах, — перебили меня. — Мои пацаны ловят все ваши пэрэгаворы.
Я решил перевести стрелки:
— Эй, Рахматов, при чем здесь мы? Все базары к Горовцу, под ним ходим.
Я хотел добавить: «Тебя, кавказская морда, вообще не касается, что мы тут делаем. Президенту подчиняемся, а не братве», но опять сдержался.
— Нэ суэтысь, — возразил Рахматов. — Твоего Горовца я не знаю. А тебя знаю. И твой номэр.
«Надо сменить», — подумал я. А вслух, довольно официально, заметил:
— Вы, Рахматов, вмешиваетесь в ход правительственной акции. Мне достаточно брякнуть легам…
— Тэбэ или мнэ, чувак?
— Не понял.
— Прэзидэнт запрэтыл акцыю. А тэпэр слухай суда: в вашэм дэлэ ест мой интэрэс. Грэбы ко мнэ. З Горовцом.
Гудок — связь прервали.
В полдень я выпрыгнул из фургона и сел в черный турбореактивный лимузин Чебурека. Весь путь до гостиницы я созерцал бритый затылок и квадратные плечи шофера. Вдобавок он обладал странным чувством юмора.
— Расскажи анекдот, — попросил шофер.
— Не умею.
— Тогда я. — Его голос смахивал на гудение генератора. — В приюте для детей-инвалидов праздник — Новый год. Под елкой подарки. Детишки набрасываются на них, разворачивают обертки, достают машинки, куклы…
Он сделал театральную паузу.
— Осталась последняя коробка. К ней ползет девочка без рук и без ног, извивается, подтягивается подбородком. Разрывает зубами обертку и радостно кричит: «Скакалочка, скака-лочка!»
Ага, передо мной маньяк.
— А ты ел жареные уши с майонезом? — спросил шофер. — Объеденье! С зеленью и приправой «Капитоша»!
Он причмокнул. Я увидел в зеркале его оскаленную небритую физиономию и содрогнулся.