Фантастика 2003. Выпуск 2

Те, кто представляет Шпанова бездумным писакой, высасывающим свои опусы из пальца, заблуждаются сами и вводят в заблуждение других. Шпанов, военный по роду занятий, и в литературе оставался человеком в мундире — то есть отвечающим за свои слова. Поэтому он так точен в деталях: скрупулезно описывает фантастический бомбардировщик СБД, а путь эскадры советских самолетов можно легко проследить по карте, от пункта к пункту, из боя в бой, так что ничего фантастического и сверхъестественного в сюжете нет. Более того, при необходимости — Шпанов это вряд ли знал — реальная эскадра проделала бы аналогичный маршрут, не потеряв ни одного самолета. С одной оговоркой: если бы состояла из бомбардировщиков ТБ-7, которые начали разрабатывать тогда, когда писатель взялся за «Первый удар». Потолок ТБ-7 достигал 11 километров, дальность полета — 3 тыс. км, а бомбовая нагрузка — 4 тонны. Выдуманные Шпановым СБД имели почти такую же дальность полета (3,5 тыс. км), а вот бомбовую нагрузку лишь в 1250 кг. Правда, расчетный потолок СБД был гораздо выше, чем у реального бомбардировщика, — 14 км. Но эта разница на самом деле не имела никакого значения: и имевшегося запаса хватило на то, чтобы осенью 1941 года В. Молотов невидимым для немецких наблюдателей пролетел над всей Европой в Англию и обратно. А еще раньше, в августе, десять ТБ-7 совершили глубокий рейд на Берлин. Потери в этом рейде составили три самолета. Но что это были за потери? Один из-за нехватки горючего сел по ту сторону фронта, и его экипаж пробрался к своим без потерь в численном составе. Второй отклонился от маршрута и случайно напоролся на финские зенитки. И, наконец, третий был сбит… нашими же летчиками, принявшими ТБ-7 за немецкий самолет… Уверен, если бы этот полет был организован технически более тщательно, он завершился бы без единой потери с нашей стороны.

Августовский рейд ТБ-7 в миниатюре повторил сюжетную линию «Первого удара»: враг напал — и незамедлительно получил удар в самое свое сердце. Но на этом перекличка повести и реальности не ограничивается: совпадения следуют одно за другим.

…Среди удивительных предвидений событий, разбросанных по фантастическим книгам, немало «мин». В отличие от явных и понятных каждому технических идей (писали о ракетах — появились ракеты) «мины» многие годы могли оставаться невидимыми и вдруг в один из дней «взрывались»! Так было с романом В. Никольского «Через тысячу лет» (издан в 1927 г.), в котором точно назван год взрыва атомной бомбы — 1945-й. Так было со Свифтом, «открывшим» в «Путешествиях Гулливера» спутники Марса. А вот другой, уже малоизвестный пример. Американцы Ф. Нибел и Ч. Бейли в романе «Семь дней в мае», переведенном у нас в 1964 году, несколько раз упоминали, что в середине 70-х США и СССР будут противостоять друг другу в Иране. В реальности иранского конфликта не было, но была война в соседнем Афганистане. Учитывая небольшой разброс и в географии (соседние страны), и во времени (несколько лет), можно сказать, что попадание почти точное. А если приплюсовать сюда то, что в романе среди прочего говорится о запрещении в 1974 году нейтронной бомбы, то попадание еще и двойное.

У Шпанова таких попаданий намного больше. При всей скудости изобразительных средств он верно смоделировал события и точно воспроизвел ситуации.

«Горел аэродром. Языки пламени пожирали ангары, авиамоторные мастерские, складские помещения, жилые корпуса. На месте самолетных стоянок полыхали костры. Костров было много — это догорали на земле разбитые самолеты базировавшейся здесь 11-й смешанной авиадивизии 3-й армии. Зеленое летное поле, взлетно-посадочная полоса, рулежные дорожки — все пестрело пятнами больших и малых воронок…

Офицеры бросались к машинам, невзирая на разрывы бомб и пулеметный огонь штурмовиков. Они вытаскивали самолеты из горящих ангаров. Истребители совершали разбег по изрытому воронками полю навстречу непроглядной стене дымовой завесы и непрерывным блеском разрывов. Многие тут же опрокидывались в воронках, другие подлетали, вскинутые разрывом бомб, и падали грудой горящих обломков. Сквозь муть дымовой завесы там и сям были видны пылающие истребители, пораженные зажигательными пулями. И все-таки некоторым офицерам удалось взлететь. С мужеством слепого отчаяния и злобы, не соблюдая уже никакого плана, вне строя, они вступали в одиночный бой с советскими самолетами. Но эта храбрость послужила лишь во вред их собственной обороне. Их разрозненные усилия не могли быть серьезным препятствием работе советских самолетов и только заставили прекратить огонь их же собственную зенитную артиллерию и пулеметы».

Любой, прочитавший текст, скажет, что это — о первых днях или даже часах войны. И будет прав. Но: первый абзац взят из уже цитировавшихся воспоминаний П. Цупко «Пикировщики» (М., ИПЛ, 1978 г., стр. 19), а второй — из повести Шпанова. Разница лишь в том, что у Цупко горит наш аэродром, а у Шпанова — немецкий. В остальном — никаких различий в описании.

А вот еще одна цитата из повести: