И что, спросил он, отказалась?
"Нет", просто ответила Катя, "потом дома, я подумала… ну, кто-то же должен это делать.
Старушки же эти ни в чем не виноваты…"
— Мало? Хорошо, смотрите еще.
Эту историю рассказал ему старый школьный товарищ. После десятилетки пути их разошлись — Олег поступил в военное училище, пропал на три года ни слуху, ни духу. И вдруг неожиданный звонок… оказалось он, только-только, буквально вчера прилетел из Ханкалы. Оттрубил свою командировку, вернулся живой и невредимый, — только вот руки все еще дрожат, а перед сном он, стараясь не показать жене свои страхи, незаметно проверяет окна… вдруг не закрыты. Привычка.
Наверное, не самый лучший пример — война, агрессия, смерть, да и черт с ними!
Чехи пришли в Камай-Юрт под вечер. Федералов там не было, а из всей власти — три чеченских милиционера во временном здании комендатуры. Их разоружили и куда-то увезли. А потом боевики наведались в поселкоый медпункт, под него отдали местную школу — все равно детям не до учебы сейчас. Чехам не хватало бинтов и лекарств, и не собирались они никого убивать, но бойкая русская врачиха почему-то наотрез отказалась впустить их. Выбить хлипкую дверь не составило труда, и все бы обошлось, но докторша словно сама лезла под пулю. Звуки выстрелов привлекли внимание проезжавшего неподалеку патруля питерского омона, и боевикам пришлось из поселка срочно уходить, прихватив лишь десяток перевязочных пакетов.
Несговорчивость врачихи стала понятной лишь после того, как омоновцы обыскали бывшую школу. В дальней комнате прятался раненый дезертир простой русский паренек, насмерть запуганный непонятной войной. Нога у него уже начала заживать, и через неделю-другую он собирался домой. Когда чехи принялись колотить в дверь, докторша сказала ему спрятаться и ни в коем случае не выходить.
— Опять мало?
Он вообще старался не вспоминать об этом дне. Никогда.
Они всей группой провожали Костика в хоспис. Ребята остались в холле, а он и староста группы Сонечка поднялись с Костиком в палату. Надо было посмотреть, как его устроят.
Диагноз Костику Берзину поставили уже в шестнадцать. Саркома легкого. Родителей у него не было, а тетка, номинально исполнявшая обязанности опекуна, сама не вылезала из больниц.
Поначалу еще теплилась какая-то надежда, но через год уже все стало понятно. Из онкоцентра Костик ушел сам, подписав какие-то бумажки — врачи пытались оградить себя от ответственности.
Ему просто надоело постоянно ловить на себе сочувственные взгляды. Да и умирать в родных стенах как-то проще.
Но через месяц выяснилось, что не так уж и проще. Страшные, бесконечные ночи, когда летит в корзину уже третий измазанный в крови платок, когда духота цепко берет за горло… И пустота вокруг. А когда приходят друзья, то опять — все те же сочувственные взгляды, вздохи, нарочито бодрый тон.
В хоспис Костика направили еще в онкоцентре. Он бережно сложил бумажку — он вообще был аккуратист, — но не думал, что она когда-нибудь понадобится.
А вот понадобилась же.
Костик ушел по широкому коридору к своей палате, а он с ужасом смотрел на людей. Их было много вокруг, молодых и не очень, и даже совсем старых, людей, пришедших сюда умирать. Они были спокойны и деловиты, они дружелюбно говорили друг с другом, шутили, даже смеялись! Те, кто еще оставался на ногах, ухаживали за другими.
Но больше всего его поразил персонал. Такие же спокойные и веселые ребята, неизвестно в каких глубинах своей души утопившие бесполезную жалость. Они просто приходили сюда, к умирающим, чтобы те не чувствовали себя одинокими, помогали им… нет, не доживать, просто жить!
Все они были добровольцами. Все они работали бесплатно.
Он не смог себя заставить прийти в хоспис снова — боялся, что не сможет так скрывать свои чувства. А вот Сонечка, староста была там с Костиком до самого конца.
— Еще? Или хватит.
— Остановись, человек. Объясни, что ты хочешь этим доказать?
— Разве непонятно?
— Уважение к старым и немощным говорит только о том, что вы цените людей с большим жизненным опытом и стараетесь максимально растянуть срок их жизни, чтобы они успели передать свои знания как можно большему числу учеников. А что до ухода за больными, инвалидами, умирающими — вообще любыми неполноценными членами общества… — Наблюдатель покачал головой,…и это говорит не в вашу пользу.
— Как это?
— Просто. Если ваша цивилизация может позволить себе тратить время и ресурсы на заведомо увечных своих представителей, которые не способны ничего создать, то вполне естественно предположить, что вы считаете себя достаточно сильными и обеспеченными ресурсами для этого.
Обычная самоуверенность молодой расы, самоуверенность, возведенная в принцип. Очень опасное качество. Столкнувшись с нехваткой ресурсов, вы в первую очередь будете стремиться отнять их у других, а не ограничивать себя. А при вашей чудовищной плодовитости… Так что ни милосердия, ни каких-либо проявлений терпимости, я здесь не вижу, скорее наоборот. А вы, Палач?
— Да и я тоже. Все, что вы показали нам, пока только подтверждают выводы Наблюдателя.