Фантастика 2008

Лекарь оглянулся, будто в собственной лавке его мог увидеть кто-то из тех, кому не следовало бы, и, потянувшись на цыпочках к уху монаха, прошептал:

— Удочки корчмаря спросите.

Доминиканец шел плавно, чтобы не разбудить котенка, когда странный крик с улицы неподалеку привлек его внимание.

— Я спрошу с них, это их долг, они обязаны! — вырывалась из рук пары дюжих мужиков молодая красивая женщина. — Они найдут моего сына, а если нет, то я сама прокляну и их, и Бога с дьяволом!

— Не надо так говорить. — Игнатий грустно улыбнулся. — Вера должна быть в сердце, и нет смысла проклинать кого бы то ни было. Может, я смогу помочь?

Выяснилось, что накануне вечером у этой женщины пропал сын. На постели остались ночная рубашка и крестик, а сам ребенок просто исчез.

Еще утром мать надеялась найти его, а вот сейчас, когда услышала, что приехали инквизиторы, как с цепи сорвалась, и даже муж с братом не могут ее удержать, ей все кажется, что даже если виновные и будут наказаны, то сына ей точно не вернут.,

Игнатий мрачнел с каждым словом. Дождь из дохлых рыб — это одно, а пропадающие дети — уже совсем другое!

— Заприте ее дома, — посоветовал он мужу и брату. — На пару днем. А потом, глядишь, и найдется ребенок.

Идя по улице дальше, доминиканец оставался таким же мрачным и уже не столь бодро, как раньше, кусал баранью ногу, хотя к бурдюку прикладывался даже, пожалуй, чаще.

А за пазухой у него дремал черный котенок, так и не проснувшийся во время разговора.

Город затих, как загулявшая жена перед поркой. С приездом инквизиторов, обосновавшихся в городской ратуше за неимением иного достойного их положения места, народ притих и позапирался на засовы.

Даже валяющиеся в лужах свиньи лежали каким-то особенным, тихим и благочестивым образом, а пьяниц — так вообще ни одного не было, если, конечно, не считать бредущего но притихшим улицам доминиканца. Игнатий гулял воистину в гордом одиночестве, коли не считать семенящего у ноги котенка.

— Ишь ты, — заметил монах, приложившись к бурдюку, — тихо, как после свадебного перепоя.

Котенок согласно мяукнул.

— Что-то мрачновато стало тут в последнее время, ты не находишь? По мне, пахнет чем-то нехорошим. Я бы даже сказал, что воняет, как у черта на поминках!

Котенок не успел согласиться или опровергнуть это утверждение, поскольку монах тотчас заорал:

— О, друг Клавдиус, слава щепке Креста Господня, хоть одна живая рожа на весь этот вшивый городишко! Иди, хлебни из бурдюка, а то мне перемолвиться не с кем, кроме этой божьей животины, но она огорчительно бессловесна!

Котенок обиженно мяукнул, но монах уже приветственно колотил мельника по спине. Тот воспринял встречу без особого энтузиазма: затравленно озирался, а на лице была написана тоска, как у душегубца в преддверии оплодотворения мандрагоры посредством повешения.

— Ну, чего ты молчишь, как лошадиной мочи в рот набрал? — возмутился монах. — Что вы сегодня все попрятались мышами в подпол? Всё потому, что приехали какие-то…

— Тсс! — Мельник сделал такие страшные глаза, что непонятно, как они не выпали на грязную мостовую. — Тихо, святой отец…

— Ну, приехали, ну, хорошо, может, погода исправится — а то дождь из дохлой рыбы не входит в число моих любимых природных явлений… Нам-то что с того, что инквизиторы приехали? Побудут и уедут.

— Строгие они и на вид неприступные, — пожаловался мельник. — А еще, говорят, недовольны. Мол, в ратуше места мало и свинарник…

— Вот подлецы! — искренне возмутился Игнатий. — Бесовы дети. Зал ратуши им не нравится! Мне бы, поди, понравилось — места-то побольше, чем на чердаке у корчмаря!

— Наверное, мне конец, — продолжал мельник. — Я ведь только оптические стекла купил, а народ говорит — еретик и богохульник… Вот вы верите мне, святой отец, что я не чернокнижник?

— Я — верю, — сказал Игнатий. — На, выпей и успокойся. Мельник хлебнул из бурдюка, вытер губы.

— Вы-то верите, а они не поверят, — сказал он. — Говорит, лекарь уже донес инквизиторам. На меня.

— Лекарь? — приподнял бровь Игнатий. — Вот те как! Хм. Ну ты не печалься, хочешь, я тебе индульгенцию дам?

— Зачем мне индульгенция, — махнул рукой мельник. — От костра не спасет.

— Ну, как хочешь… — пожал плечами монах. — Ты не печалься. Да ладно, я ее тебе бесплатно дам! У меня их много.

— Спасибо, — вздохнул мельник. — Когда меня сожгут, я предъявлю ее Господу Богу. А знаете, святой отец, я бы вам не советовал ходить здесь по улицам да орать то, что вы обычно орете… Не ровен час и вас в инквизиционный трибунал загребут…

— О! — Доминиканец даже хрюкнул от восторга. — Кто это меня загребет? Я ж священнослужитель!

— А не скажите, — мрачно заметил мельник. — Говорят, в Риме какого-то монаха сожгли. Тоже про звезды орал.

— Так ведь его не за звезды, а за ересь и колдовство! — наставительно произнес Игнатий. — А меня-то за что?

Мельник ничего не ответил, только покачал головой и направился дальше. Игнатий развел руками и посмотрел на котенка грустно, будто говоря: видишь, мол, какие люди пугливые пошли…