А дальше она развернулась к столам и последовал короткий эмоциональный возглас на незнакомом языке. По силе чувства, с каким было сказано, маркиз сильно подозревал, что это ругательство. Он не разобрал его за громкими стонами и даже криками раненных, но потом баронесса громко произнесла: — Ну вот… накаркала, ворона. Что у нас, Жак?
— Мертвое тело. Еще ранение в грудину, живот и плечо… рваная рана плеча и спины — вскользь, и осколок в колене.
— Какой вы предполагаете порядок?
— Эжен займется коленом и рваной раной… и мы с вами — остальным. Вначале — грудь. Боюсь, что живот… я дал опий.
— Как скажете, мэтр, — задушенным голосом согласилась баронесса и тут увидела маркиза. Смотрела какое-то мгновение и сразу отвела взгляд… И ему показалось или в нем сквозила неприязнь? Это и заставило спросить с претензией:
— Я не помешаю здесь?
— Ни в коем случае, мсье наместник, — ответил Дешам и сразу же отвернулся, продолжая остервенело тереть руки.
Маркиз тихо опустился на что-то, что указал ему один из драгун и продолжал наблюдать как молодой солдат надевает на врачей белые длинные фартуки и колпаки, немилосердно сминая прическу женщины. А они все в это время странно держат руки поднятыми, будто исполняя этим какой-то тайный ритуал…
Тем временем доставили подсвечники и маркиз довольно отметил, что де Фиенн догадался захватить свечи дополнительно. Довольно еще и потому, что видел короткий взгляд в свою сторону. И на этот раз в нем было одобрение.
А дальше время текло напряженно и долго — как тягуче льется в розетку мед… В лазарете стало в разы светлее, и сейчас он видел лучше. И слышал тоже — короткие командные возгласы и такие же скупые ответы… И даже не заметил, когда к нему присоединился ла Марльер.
— Почему вы здесь, Алекс? — повернулся он к другу.
— Отдал все необходимые распоряжения. Во мне там не нуждаются. Бал в разгаре, — коротко отчитался тот, не отрывая взгляда от происходящего в лазарете. Потом тихо сказал:
— Дешам спас мне жизнь. Это было под Маастрихтом — осколочный порез на все бедро… фонтаном — кровь. Тогда был другой врач, он стоял за столом, залитым кровью, и я… я запретил слуге тащить меня туда — лучше сразу. Все равно не было воды и не было времени, — выдохнул он, — Франц долго зажимал жилу кулаком… я до сих пор не чувствую этого места. И периодически мочился на порез… Потом прибыл Дешам и зашил его. Я обязан ему жизнью. Вы знаете, что он бастард дома Орлеан?
— Я не интересуюсь бастардами, он интересен мне, как врач. Вам повезло, Алекс.
— Да… — ответил побледневший полковник, глядя на происходящее в лазарете: — Будем надеяться, что и им тоже.
Дальше происходило многое и долго. Маркиз сосредоточил все своё внимание на действиях баронессы — ровных спокойных командах и неожиданно ласковых словах, обращенных к молодому помощнику. Солдат волновался, у него горели щеки. Скорее всего, он что-то путал, но женский голос неизменно оставался доброжелательным. Натужные стоны раненых, звяканье металлических инструментов, эти возгласы, время…
Казалось, он вошел в некий транс, где перед глазами танцевали руки женщины, а в ушах звучал её мягкий голос. А очнулся от всего этого только к утру, когда полковника рядом с ним уже не оказалось, а врачи снимали с себя испачканную кровью верхнюю одежду. Потом он встал, чтобы уйти в свою очередь и тут увидел, что женщина прилегла на топчан, стоявший у стены, и устало прикрыла глаза. Дешам укрывал её чем-то из одежды.
— Домой, де Фиенн, и распорядитесь, чтобы в лазарет поставили новые одеяла, — велел маркиз.
Ближе к обеду он вернулся, чтобы узнать о состоянии больных и вот тут напоролся на тот самый неприязненный взгляд, который баронесса сразу же отвела. Все это порядком уже надоело — загадки, недосказанности… и он не выспался толком! И, наверное, поэтому спросил, как-то вдруг оказавшись рядом:
— Чем вы недовольны, мадам? Я отчетливо вижу в вашем взгляде недовольство — лично мною.
— Один из них умер, — помолчав, открыто взглянула она ему в глаза: — В этом есть и ваша вина — львиная её доля.
— И в чем же она заключается? — раздалось из-за спины маркиза. Но ни он, ни баронесса на полковника не оглянулись.
— Ничего не сделано, чтобы предотвратить! — будто яд, выплевывала женщина слова, — в этом вся суть отношения к расходному материалу, «пушечному мясу», которым являются простые солдаты. Только больной на голову командир рисует мишени на груди подчиненных! Только ненормальный… — задохнулась она эмоциями, — погонит полки в наступление сомкнутым строем по заранее пристрелянной местности. На убой!
— Поведет их за собой, мадам, — сухо заметил маркиз.
— Мало чести — гибнуть в том числе… и во главе! Цель должна быть иной — победа малой кровью. Может быть хитростью, обходным манёвром, сохранив по возможности доверенные вам жизни, — доказывала она.
— Я уловил основное в ваших рассуждениях: для вас главное — цена победы, а не сама победа. Хорошо, мадам. Но как створятся эти ваши претензии со вчерашним происшествием? — начал закипать маркиз.