Вороной конь тихо цокал копытами по брусчатке следом за нами. Уставший, с опущенной головой и поводьями, небрежно закрепленными на седле… И пыльный плащ был переброшен через седло, а виконт так и оставался в рубашке с кружевным жабо и жилете. Хотя я уже знала, что эта одежда называется камзолом и неважно — есть там рукава или нет. А то, что раньше считала камзолом — и в военной форме тоже, надевается поверх и называется жюстикором. Шпаги, жабо, кюлоты… Экзотика — повально. И это даже красиво… по-своему. Виконт смотрелся мужественно даже в коротких штанах. Может потому, что при шпаге?
— Шляпа будет свадебным подарком, — решила я.
— Подарком? — деланно удивился он, — я полагал — моим свадебным подарком вам будет ваше приданое. Но если к нему полагается еще и шляпа… Сейчас вы довольны?
Мы веселились, потому что получалось обдурить его родню. А еще из-за того, что венчание случится ночью, что приданое мне дарит жених, что свидетелями у нас будут нотариус и кузнец. А если бы дело не выгорело — его преследовали бы в уголовном порядке за «похищение» невесты…
— Вы действительно согласны на то, что клеймо «тайного» брака всегда будет висеть над нами?
— Погодите-погодите! О клейме, пожалуйста, подробнее? — встрепенулась я.
— Убогая свадьба, Маритт, недостойная имени, — с нажимом произнёс он.
— О, Господи… — выдохнула я, — единственное, что меня беспокоит — чтобы ваш сын оказался законнорожденным — это всё. В остальном я полностью полагаюсь на решение мужчины. Вы лучше знаете законодательство, а ваши отношения с роднёй для меня вообще покрыты мраком… Значит так нужно, что делать?
— Все будет хорошо, — уверенно заключил виконт.
Французы вообще по натуре своей оптимисты, насколько я помнила. Сохранить оптимистичный настрой при настолько печальных исходных данных… Я скосила глаза, незаметно и с удовольствием разглядывая мужчину, пока он говорил с кюре и свидетелями. От меня требовалось просто постоять рядом.
Покончив с формальностями… А помолвка во Франции, оказывается, не являлась просто устным сговором между женихом и невестой. Это письменный договор, заверенный нотариусом и священником, с перечислением всего приданого, залогом и еще кучей всего… Договорившись о венчании в воскресенье ночью после первого оглашения (обойтись без остальных двух разрешил Безансонский епископ), жених проводил меня до дома Бригитт.
Через два дня — в ночь с воскресенья на понедельник, возле старинной церкви собралось, наверное, все население Ло. Нам везло с погодой — стояли последние теплые и сухие дни. Кто-то из местных умел предсказывать погоду, прислушиваясь к своему артрозу, наверное.
Я переживала. Сильно. Внутреннее напряжение какое-то, нервы вибрирующие, совесть… Она настырно скреблась изнутри. Когда человек к тебе со всей душой, а ты не то, что темной лошадкой, а засланной кобылой себя чувствуешь… Но плохого я не замышляла, наш брак все так же оставался взаимовыгодным. И я решалась окончательно — чтобы совсем бесповоротно. И очень постаралась хотя бы видом своим соответствовать ожиданиям толпы, потому что своего де Монбельяра тут, похоже, любили.
Убрав с платья темные детали, получила наряд серебристо-белого цвета. А в прическу мне напихали белых кружевных цветов, соорудив из них диадему. После церковного оглашения намерения о браке, невесту начали «готовить» — до самого вечера намывали и украшали, чесали кудри, полировали пятки и стригли ногти… И всё это — радуясь за своего синьора и все смелее отпуская пошлые шуточки.
А для меня во всей этой свадебной суете была… чувствовалась кро-о-охотная такая горчиночка. И был во всём этом почти незаметный такой печальный оттенок… тенька буквально. Дело в том, что я всерьез опасалась за свой душевный покой. Потому что отлично понимала — если бы не стопроцентная уверенность, что все это понарошку… Виконт нравился мне. Не только, как человек, но и как мужчина.
Потом, спустя какое-то время после свадьбы, чувство сожаления постепенно ушло и пришло другое — открытое доверие, благодарность, тепло… Обо мне никто и никогда так не заботился — ни родители, ни Сергей. Я — да, я порхала вокруг и при этом считала, что он меня любит. А Рауль делал для меня то, что считал — должен. И оказалось это больше ожидаемого мною в разы.
А в тот вечер, выйдя из церкви после обряда, мы увидели расставленные прямо на улице столы — накрытые скатертями и уставленные угощением. Деньги были розданы заранее и с самого утра в Ло пеклось и варилось, коптилось и жарилось…
— Многие годы! Счастливых лет! Достойных наследников! — грянуло над рекой и зазвучала музыка — скрипка, бубен, свирель и даже волынка.