"Фантастика 2023-119". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)

Сердцебиение усилилось. Он поднял Марину на руки, велел прижаться как можно плотнее, сделал шаг. Показалось, что преграда прогибается. Подумал: особая преграда, у других нет этой эластичности.

Усилил нажим. Невидимое лопнуло, беззвучно, но явственно.

Поставил Марину на ноги. Выдохнул:

— Уфф. Сработало.

Добавил:

— Хорошо бы обратно так же. А то придется жить во-он в тех домиках.

Проверил часы — идут как положено. Засек время. Скомандовал по-Сашиному:

— Двинули.

***

Тропинка была узкой, на одного. По этому тесному коридору с желтыми колосящимися стенами полутораметровой высоты Игорь шел впереди. Изредка оглядывался, видел — Марина в эйфории. Еще бы…

Солнце грело спины, ветерок охлаждал. Слышалась жизнь — гудели насекомые, кто-то шебуршал среди стеблей, не показывая себя. Высоко-высоко мелькали ласточки. Стоял густой запах, пшеницы ли, ржи, овса — в злаках Игорь не разбирался, но это не мешало наслаждаться воздухом.

Шли уже час. Марьград отдалялся; он виделся отсюда высокой стеной «кремлевского» цвета. А холм с постройками никак не приближался.

— Очередная деформация пространства, — объяснил Игорь.

Чудна́я деформация, односторонняя. Исходный пункт исправно отдаляется, конечный застыл на месте. Марина, казалось, не замечала этой странности, а Игорь начал тревожиться. Даже когда один, как было в Tempo Muerto, легкомыслие остается дуростью, ибо от тебя зависит еще чье-то будущее; правда, победителей не судят… Но уж когда не один, как в этом поле, превышать допустимый уровень риска просто нельзя. Правда, какой уровень допустим, знать невозможно. Решил волюнтаристски: шагаем еще ровно час, потом поворачиваем, как говорил Саша, оглобли.

Тут же возникло подозрение — получится ли? Ну-ка, проверим…

— Марин, — сказал он. — Ты постой, я отбегу на минутку. Вот, рюкзак посторожи.

Стараясь не повредить стеблей, обошел девушку, припустил в сторону Марьграда. От рюкзака Маринка не отойдет; думает, что по надобности отлучился, — и хорошо.

Подозрение подтвердилось: ни за минутку, ни за три стена «а-ля Московский Кремль» не приблизилась ни на йоту. Оглянулся. А Марина-то отдалилась вполне адекватно…

Так-так. Деформация пространства еще и избирательная — зависит от того, куда движется наблюдатель. Ну и ну. Что ж, придется опять как в том кино: выбрали направление и идем.

Возвращаясь к Марине, сообразил: возможна также деформация времени. При том, что дата, очевидно, близка к внемарьградской — хлеба не убраны, а жатва, как известно, начинается только в июле. Но топать вот так, на месте, можно и до июля, и до Нового года, и до, прости Господи, Страшного суда. Зерном питаться, ага.

Остановился на мгновение, взглянул на небо. Так и есть, деформация времени тоже: где солнце висело, когда чуть отошли от оранжереи, там и висит. Невысоко; спасибо, что не опустилось: стартовали-то, если по нормальному времени считать, утром — стало быть, висит на востоке, туда опускаться было бы с его, солнца, стороны совсем нехорошо. Однако и не поднялось.

Ладно. Еще час по этой тропинке, а потом вбок, в эти кущи зерновые… вправо или влево — первым делом по интуиции, вторым — против нее же…

Марине, конечно, ничего не сказал, кроме «Двинули».

***

На исходе отведенного часа что-то (или кто-то) смилостивилось: холм вдруг словно прыгнул навстречу. Поле закончилось, тропинка сменилась полого поднимавшейся грунтовой дорогой, очень сухой, сильно разбитой. Холм оказался, собственно, не холмом, а скромным возвышением, постройки на нем — деревней. Давно заброшенной, ясно было с первого же взгляда.

Тени путников, до сих пор лежавшие наподобие указателей — на запад, — резко укоротились, повернулись по часовой стрелке, остановились в направлении норд-вест. Взгляд на небо подтвердил: солнце совершило скачок по азимуту и по высоте.

Игорь с Мариной шли по единственной улице деревни. Девушка погрустнела, и было от чего: дырявые или обвалившиеся заборы, висящие на одной петле калитки, покосившиеся грязно-серые домики с выбитыми окнами и распахнутыми дверьми, остовы легковушек, без шин, без стекол, колодец — заглянули в него, убедились, что высохший… Куда делись обитатели, где живность, кто засевал роскошное поле, кто будет убирать обильный урожай — спрашивать было некого, а гадать не имело смысла.

— Смотри, Марин, скамейка, — сказал Игорь. — Сейчас проверим, цела ли… Цела. Давай присядем. Есть-пить хочешь?

— Только пить.

Протянул ей бутылочку, сам глотнул из другой. Закурил.

— Слушай, Марин. Ты, наверное, удивляешься мне. Я ведь, как узнал, что Марина… мама твоя… что ее больше нет… так и не отреагировал по-человечески. Ты, наверное, черствым меня считаешь, бессердечным? А про любовь все врал, да?