"Фантастика 2023-128". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)

— А чего унывать, — поглядел я ему в глаза прямо, — уныние есть смертный грех, как попы учили. Что наши, что ваши.

— Наши попы называются раввинами, — возразил Мехлис, помогая мне открывать дверь в конюшню.

— Это мне монопенисуально.

Я сбил фуражку на затылок и стал выпрягать кобылу из двуколки.

— Георгий Дмитриевич, так кипяток ставить? — подала голос Наталия Васильевна из ворот каретного сарая.

— Всенепременно, — обернулся я к ней, — как же мы комиссара без чая оставим? Да еще в присутствии Ревтрибунала в расположении части. Это будет крайне неосмотрительно с нашей стороны. Могут заподозрить в контрреволюции.

Смеялись уже втроем. Здорово, когда начальство шутки понимает. Хуже, когда оно такое, как товарищ Фактор со всей революционной и очень серьезной тупостью.

А еще за это время я подумал, что можно так вот запросто спалиться лексиконом двадцать первого века. Как два пальца об асфальт. Ну, вот… Теперь за губой следить надо. И базар фильтровать. Как штандартенфюреру Штирлицу, который пока где-то в Красной армии на посылках бегает как Максимка Исаев.

Мехлис, обождав, пока сестра милосердия скроется в каретном сарае, задал вопрос:

— Так что за слово вы последним употребили про раввинов?

Ого! Начальство перешло с «ты» на «вы». Плохой признак. Посмотрел в светлые честные глаза комиссара и ответил:

— Я сказал, что мне, как свободному от религии человеку, что поп, что раввин — мо-но-пе-ни-суально, — последнее слова сказал по слогам, для особо одаренных.

— Погоди, сам догадаюсь, — сказал комиссар, закатывая зрачки под брови.

Красиво думает. Видать, наш комиссар головоломки любит: сканворды всякие, ребусы, ментаграммы. Тем временем Мехлис потер ладонью подбородок, пару раз кивнул кудрями и промолвил с некоторой растяжкой слов, как будто не совсем был уверен в сказанном:

— Моно — это по-гречески один. Помню. Или по-древнегречески… Могу и попутать: в классической гимназии не учился, а в коммерческом училище этот язык не преподавали. А пенис по-латыни будет… — Тут он весело расхохотался, не договорив фразы. Открыто так засмеялся, заливисто. — От, медицина… — В восторге комиссар, присев, ударил себя ладонями по ляжкам. — Даже мат у вас латинско-древнегреческий. Но и старого взводного фейерверкера[765] тебе с панталыку не сбить, — погрозил он мне пальцем.

Я в это время закончил выпрягать кобылу и стал заводить ее в конюшню.

— Ладно, Георгий Дмитриевич, обихаживай кобылу не торопясь, я скоро к вам загляну, — крикнул мне вслед комиссар. — Посмотрю, как устроились.

— Как это понимать? — спросила меня Наталия Васильевна, когда я вернулся в каретный сарай.

— Что понимать? — не понял я вопроса.

— Эти заигрывания комиссара с нами.

— Перетерпим, милая. Надо перетерпеть. Ты только помни, о чем ты не должна говорить. Ни при каких условиях.

— Я помню, — заверила она меня. — Я не баронесса. У меня не было мужа полковника. И вообще я мещанка необразованная со смешной фамилией Зайцева.

По ее щекам потекли невольные слезы.

Обняв расстроенную женщину, сказал:

— Любимая, так надо. Так надо для того, чтобы ты выжила в этой мясорубке, в которую превращается Россия. И все это очень и очень серьезно. Вопрос жизни или смерти. Я тоже обеспокоен поведением комиссара, но отказать ему от дома не можем. Здесь он наша единственная защита. ПОКА мы здесь.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказала она и спрятала лицо у меня на груди, когда я собрался губами осушить ее слезинки.

Потом мы молчали, стоя обнявшись, даря друг другу свое тепло.

Мехлис пришел в каретный сарай через двадцать минут, когда и кобыла была обхожена, напоена и угощена копной свежего сена, и кипяток был уже готов, и Наташа плакать перестала. Он принес с собой цибик[766] черного байхового чая. Цейлонского. В красивой жестяной коробочке Товарищества чайной торговли и складов «Медведев М. П. и наследники». И горсть мелко колотого сахару в синем бумажном фунтике.

— Это вам мой подарок на свадьбу, — сказал комиссар, вываливая это богатство на стол. — Чем богат…

Наталия Васильевна подняла на меня круглые, ничего не понимающие глаза, с трудом удержала готовую упасть на пол челюсть, но промолчала. Умница моя.

Надо было резко менять тему. Что я и сделал, ни секунды не медля.

— Вот сейчас, Лев Захарыч, мы ваши подарки с нашим удовольствием и опробуем, — постарался придать своему голосу торжественное выражение.

И тут же повернулся к Наталии Васильевне.

— Милая, возьмешь на себя труд по заварке этого божественного напитка?

— Конечно, милый, — ответила она немного странным голосом.

Хорошо хоть улыбается.

Мехлис, слава богу, нашего тихого скандала не заметил. Тем более что я тут же загрузил его другой проблемой:

— Лев Захарыч, что-то все же надо делать с названием моей должности. При нынешней революционной моде все вокруг сокращать до начальных слогов уж очень смешна она на слух.

— Согласен, — ответил комиссар, — но в штате полка именно так твоя должность и прописана. И в старой армии она так же называлась.