"Фантастика 2023-159". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)

Импровизированная летная казарма пустовала, во всем доме ночевало от силы человек пять, поэтому никто не нарушал его одиночества. Рудольф щелкнул выключателем, но электричества не было, светильник не сработал. Впрочем, света от проезжавших автомобилей и вообще от внешней суеты хватало для ориентации. Он хотел сделать себе чашку кофе на спиртовой горелке, но в последний момент передумал. Кофе — это жидкость, а жидкость в организме чревата разными неприятными последствиями, особенно в ходе военных действий. Конечно, намочить штаны в воздушном бою не зазорно, но повод должен быть соответствующим, скажем, десяток «Спадов»[334] на хвосте или пробитый в самом интересном месте топливопровод. Но уж никак не лишняя чашка желудевого эрзаца.

На душе было тяжело, даже не тяжело, а скорее… пакостно. Рудольф надеялся, что достаточно быстро перестроится с одной машины на другую, но ошибся. На разведчике или истребителе он парил в небе, подобно ангелу, на тяжелом G.IVK чувствовал себя погонщиком, оседлавшим утюг. «Боевик» оказался тяжел, медлителен, неповоротлив и не позволял большую часть привычных приемов, таких, например, как «посадка плюхом», когда летчик в паре метров над землей выключал двигатель совсем и позволял машине самой «упасть» на полосу. В пилотировании AEG не было привычной легкости, триумфа полета, лишь напряжение, изнурительный самоконтроль и постоянный страх ошибиться. Оценив в должной мере маневренность «боевика», Рудольф представил, что будет, если в хвост к нему зайдет какая-нибудь юркая сволочь наподобие «Кэмела»,[335] и окончательно расстроился.

«Танк — это почти такая же машина, как и аэроплан, только больше и медленнее, — подумал он. — Попадал во вражеские самолеты, тем более попаду и в танки». Но это, в общем, достаточно здравое рассуждение утешило слабо. Впервые Шетцинг задумался над тем, что возвращение в авиацию через «штурмовую» дверь стало не самой лучшей идеей. Летчик упорно гнал зловредную мысль, но это было все равно что не думать о белом медведе. Снова вспомнился приснопамятный разговор с Рихтгофеном.

«Рудольф… Не усердствуй».

Эти слова жгли его как огнем. Шетцинг с легкостью предал бы их забвению, будь они сказаны кем-нибудь другим. Но Красный Барон… Человек, которому был неведом страх, тот, кто не знал, что вообще бывает такое чувство. Рудольф прогнал его и проклял, но не забыл недобрый совет, так же как не забыл мрачное пророчество.

«Когда у тебя из горла и живота будет хлестать на приборную доску твоя же кровь, черная кровь из порванной печени, тогда ты сможешь сказать мне, что такое трусость и что такое смелость. Только тогда!»

Фронт приближался, не оставалось сомнений в том, что ранним утром он пойдет в бой, здесь скорее следовало удивляться, что его не отправили в пылающее небо в первый же день вражеского наступления. Через считанные часы он принесет кому-то смерть и, возможно, сам примет ее. Перед боем нет ничего хуже, чем сомнения и вообще душевный раздрай, но Рудольф ничего не мог с собой поделать.

Он сходил в свою комнатушку за «Трудами и учеными записками Японского общества», надеясь найти отвлечение в знакомых строчках, описывавших события давно минувших времен. Открыл книгу на жизнеописании Ода Нобунага, но читать не смог — слишком слабым оказалось освещение.

Шетцинг сидел на стуле, положив увесистый том на колени, и бездумно ждал рассвета. Канонада усиливалась, то ли фронт приближался, то ли в дело вступали все новые и новые стволы. Скорее второе, хотя до ближнего тыла докатились панические слухи о невероятном количестве разнообразной техники, смявшей первую линию, вряд ли злодеи могли двигаться настолько быстро.

«Рудольф… Не усердствуй».

«Сын, ты можешь быть ранен, ты можешь заболеть, или ты попадешь в плен».

«Думаю, скоро ты меня очень хорошо поймешь».

Рудольф выругался, резким движением положил, почти бросил «Труды» на стол, так что книга скользнула по столешнице, чудом удержавшись на противоположном краю. Летчик быстро, нервно заходил по столовой, заложив руки за спину. Сейчас он хотел только одного — вновь оказаться за рычагами AEG. Пусть самолет утюгообразен, пусть враги неисчислимы, главное — наконец-то будет действие, что-то, что отвлечет от тяжелых мыслей и воспоминаний.

* * *

«Британия борется с немцами, австрийцами и выпивкой. И, насколько я могу видеть, самым большим из этих противников является выпивка».[336]