– Появился на свет, – улыбается Милита. – Между прочим, я тебя не спихнула. Даже спасибо не скажешь...
– Спасибо!
– Хороший мальчик.
Тиморис отворачивается, рожа злая, надутая, долго рассматривает горы. Молочный блеск снежных шапок успокаивает. Эгорд любуется горными громадинами, пытается разглядеть каждую белку в кедровой хвое, каждую пещеру, в долинах сверкают быстрые реки, текут с воздушными путниками в одном направлении.
– Ладно, – с неохотой, но вполне мирно говорит Тиморис. – Буду считать, что влюбилась. Такую длинную речь для меня заготовила, польщен!
Милита фыркает.
Через пару часов горы исчезают, навстречу обрушивается океан. Тиморис восхищенно ругается.
– Не стыдно при девушке, – качает головой Милита.
– Не девушка, а зверюга, – отмахивается Тиморис, глаза таращатся на воду.
Милита усмехается.
– Ты мне льстишь.
Океан словно перевернутое небо, только темное и живое. Игра бликов непрерывная, частая, солнечных вспышек на поверхности огромное множество, трудно различать каждый в отдельности, сливаются в нечто единое, трепещущее жизнью.
– Материк перелетели быстро, – замечает Тиморис приподнято.
– Всего лишь краешек материка, – осаждает Эгорд, взгляд устремлен вдаль. – Грифовы скалы не так уж далеко от берега. Настоящий перелет впереди.
– Вот именно, – кивает Милита. – Хорошо, если одолеем воду за полмесяца. Это без сражений, долгих привалов и прочих милых вещей. Но без этого вряд ли...
Эгорд разглядывает пучки фиолетового сияния, пелена вокруг костей дракона слегка реже, чем до пробуждения. Магическое пламя заменяет ящеру плоть, летун за время полета основательно исхудал, крылья трещат громче, будто ржавые железяки без смазки.
– Дракону хватит сил? – спрашивает Эгорд.
– Подпитывается от меня, – отвечает немертвая.
– И твои силы не бесконечны.
– Будем охотиться.
Милита наваливается на шею дракона, монстр с хрустом складывает крылья, пикирует, всадники держатся за гребень, воздух режет белыми лезвиями, норовит залезть под пальцы, разогнуть хватку.
– Ты что творишь, мертвечина?! – орет Тиморис, ноги отчаянно упираются, вот-вот соскользнут, тело затрепыхается на ветру как флаг.
Крылья распахиваются за миг до столкновения с водой, дракон медленно парит над мирными, вычищенными до блеска волнами, Милита в позе затаившейся хищницы, Тиморис забывает, что нужно бояться и ругать весь мир, любуется удобно выставленными формами. Девушка свисает с шеи ящера, пристально вглядывается в синюю глубину...
Под толщей воды в какой-то момент мелькают радужные огоньки чешуи. Милита хлопает дракона, верный монстр ныряет челюстью в воду, белопенные фонтаны окатывают Эгорда с головы до ног, на губах соль. В пасти дракона хлещет упругими телами стая рыб.
Позади из воды бьет огромное щупальце. Тиморис чуть не падает, дракона отбрасывает вперед, пошатывает, Эгорд оборачивается. Серая сморщенная кожа, пленка слизи мерцает на солнце, шевелятся белые присоски... Щупальце уже высотой с башню... Нет, с крепость, со скалу... Еще выше! Продолжает расти... Гигантская колонна извивается, начинает падать на беглецов.
– Милита!
– Вижу.
Дракона накрывает тень, Милита резко уводит ящера в сторону и вверх, великанский мясной меч проносится рядом, Эгорд ощущает холодное касание даже через воздух, оно несет в себе нечто пугающее и восхитительное, словно поговорил с древней силой, что сотворила мир сотни тысяч лет назад.
Щупальце разрубает океан, два цунами уносятся в разные стороны, край одного проскальзывает по брюху дракона.
– Мать бесова! – орет Тиморис. – Что за гадина?! Я чуть штаны не обос... обесславил!
Эгорд смотрит на протяжную полосу пены, водная масса пытается обрести равновесие.
– У спрутов брачный сезон. Они сейчас близ поверхности, через месяц вернутся на дно.
Давит глухой вой. Тихий, но уши заткнуть хочется.
– Хотел добыть подарок для самки, – объясняет Эгорд.
– Так и знал, что все беды от баб, – ворчит Тиморис.
– Баба только что спасла от смерти, – насмешливо замечает Милита.
– Ага, сама же туда и завела!
– Зато с едой.
Рыбы по-прежнему копошатся в пасти дракона. В черепе много лазеек, по всем законам добыче положено вываливаться, но лиловая пелена держит.
Спустя полчаса впереди наперебой кричат птицы.
– Глядите.
Эгорд указывает на стайку белых, плоских, как сабли, птиц с красными клювами.
– Чайки. Значит, неподалеку рифы.
Птицы пронзают воду, шипучие брызги вызывающе громкие, никого не боятся, выныривают как стрелы, тоненькие клювы стискивают жирных рыбин прочно.
Тиморис осторожно спрашивает:
– Разве они не боятся... этого...
Машет руками, изображая щупальца.
– Слишком мелкие, спруты на таких не охотятся, – отвечает Эгорд.
Из-за горизонта и впрямь вырастают рифы разной длины. Будто великан из темного гранита тянет в небо пальцы. Вокруг маячат крикливые птичьи силуэты.
Милита сажает дракона на самый высокий риф. Чайки слетают как пух с одуванчиков, громко возмущаются, через какое-то время суета стихает, птицы вновь чистят перышки, топчут насесты, будто нет рядом никакого дракона.
– Привыкли, – понимающе кивает Эгорд. – Здесь до нашествия часто плавали корабли.