Но прежде, чем искать выход из квартиры и спасаться от наступающей орды, мне нужно было решить первостепенную задачу, которая не могла терпеть промедления.
— С кем ты говоришь? — на этот раз громко и с напором спросил я дочь, тряхнув её за плечи.
— Ай! Папа, больно…, - жалобно протянула та. Ее взгляд прояснился и сфокусировался на мне. А потом она принялась расчесывать себя, теребя руки, ноги, живот и шею.
— С кем ты разговариваешь? — я притянул дочь к себе вплотную, приблизил наши лица, удерживая ее взгляд, чтобы она вновь не ускользнула от меня в свой диалог с невидимым собеседником.
— Папа… В моей головке дядя говорит… Он шипит так…, как…, ну…, я не знаю…. И тихо… И громко тоже… Прямо тут! — сбивчиво и взволнованно она пыталась описать мне свои ощущения, показав пальцем себе на висок, — ну… еще чешется от него… Плохо… Мне не нравится…
Мое страшное подозрение подтвердилось. Я набрал в легкие воздух и начал горячо и взволнованно говорить.
— Милая…, милая моя девочка…, - забормотал я, — ты не должна разговаривать с этим дядей! Ни в коем случае не отвечай ему. Он плохой… Понимаешь? Это чудище! Монстр! Он — их всех главный. Тех, которые убили всех наших соседей. Убили тетю и ее деток из дома напротив. Помнишь их? А теперь они хотят убить и нас.
— Папа прости-и-и…, я не знала… Он меня спросил «где ты?» и моя головка стала такой…, такой… мягкой… И я будто перестала вас видеть… И такое все белое в головке стало… И я сказала ему, что мы тут… Внизу… Я сделала плохо, да? Теперь мы умрем, да? Это я виновата, да?!!
Она тяжело всхлипнула и бесшумно зарыдала, отстраняясь от моих объятий.
— Ты не виновата, — как можно мягче и убедительнее прошептал я ей прямо в ушко, удерживая дочь в руках и крепко прижимая ее к себе, — послушай меня… Он и со мной говорил. Этот голос…, - дочь перестала вырываться и повернула ко мне свое заплаканное лицо с мокрой от слез маской, — и знаешь, что я делаю? Каждый раз, когда я слышу голос этого плохого дяди, то я строю вокруг своей головы стену. Я представляю, какая она большая и высокая. Помнишь, как та, которую мы видели в старом городе, когда ездили последний раз в отпуск? Помнишь?
Она утвердительно кивнула головой.
— Так вот, — продолжил я, — ты делай также. Если ты опять услышишь тот страшный голос, то сразу строй вокруг своей головы стену. И представляй какая она огромная. Какая длинная и высокая, твоя стена. И как хорошо она защищает твою головку. Хорошо?
Дочь снова утвердительно кивнула головой.
— Я не поняла…, - супруга недоуменно смотрела на нас, ожидая объяснений нашему странному с дочерью поведению.
— Я тебе все потом расскажу. А сейчас мы должны выбираться отсюда, — бросил я ей и рывком встал на ноги.
И в этот же самый момент со стороны входной двери в квартиру послышался первый тяжелый удар. Потом второй. И третий. И четвертый! Орда бросилась на штурм двери и я уже знал по свежему опыту, что преграда долго не протянет.
Не теряя больше ни секунды впустую, я бросился обратно на лоджию, добрался до стоящего в углу холодильника, блокирующего проход вниз, ухватился за него обеими руками и рванул на себя. Железная махина чуть колыхнулась на ножках и вернулась на прежнее место. Я рванул его на себя снова, вложив в рывок всю силу, которая у меня имелась. От усилий в пояснице щелкнуло. Жилы натянулись. Мышцы натужно зазвенели. Но я продолжал отчаянно тянуть, в какой-то момент испугавшись, что у меня при всем желании не получиться справиться с задачей.
Но к моей радости, железная тяжесть холодильника вдруг поддалась, оторвалась задними ножками от пола и опрокинулась в мою сторону. Крепко ухватившись за неудобные выступы дверцы холодильника, я снова потянул ношу на себя и сдвинул его на несколько сантиметров вперед. Немного передохнув, сдвинул еще, пока не вытянул махину на середину лоджии, освободив доступ к заветной цели. Потом я забрался на холодильник и спустился на пол с обратной стороны.
??????????????????????????
— Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пусть будет открыто. Пусть будет открыто. Пусть будет открыто…, - бормотал я про себя, словно мантру, замерев на секунду перед тем, как направить луч налобного фонаря на железную дверцу в полу, которая могла бы быть и открытой, и намертво завареной сваркой, и попросту запертой на суровый неприступный замок.
Когда я опустил голову вниз и осветил пространство у ног, то к своему ликованию убедился, что внизу находилась абсолютная близняшка той дверцы, которой был оборудован пожарный выход из нашей квартиры. Такой же небольшой, квадратный, плохо покрашенный в казенную коричневую краску и местами подернутый ржавчиной лист железа с приваренной ручкой, изготовленной из скрученного металлического прута.
И никакого намека на замок!
И края дверцы вроде слегка торчали вверх, плохо подогнанные под границы прохода. Что свидетельствовало, что дверь не была заварена.
С колотящимся в горле сердцем, я сел на корточки, схватился за шершавую ручку и потянул ее на себя…
Передышка
Дверца со скрипом поддалась и, дохнув мне в лицо прохладой, открылась.