На экране телевизора мелькали лица хорошо знакомых теперь артистов советского кино. В первые выходные после Нового года страна не отмечала православное Рождество, зато по ящику повторяли лучшие новогодние программы. Савелий Крамаров, Леонид Куравлёв, Наталья Селезнёва, Наталья Варлей, Светлана Светличная, Георгий Вицын, Евгений Моргунов и другие звёзды восьмидесятых задорно пели, сменяясь один за другим:
Как хорошо, что среди бушующего мира есть уголок спокойствия, забавный пёс, трущийся о ногу, жена (практически — жена), ещё не причёсанная после ночи, котлеты с макаронами, бубнящий телевизор без осточертевших в прошлой жизни рекламных перебивок, и никуда не нужно бежать, задерживать, ломать конечности, кого-то топить в водохранилище, прятать трупы…
За этот уголок стоит и повоевать, если на него кто-то рискнёт покуситься. Уж что-то, а испортить нервы Егор сумеет кому угодно. И устроить полосатую жизнь в соответствии с анатомией зебры от головы к хвосту: белая полоса, чёрная полоса, и всё, приплыли, мил человек, тебе — задница.
Хорошо, что Элеонора не видела его хищной усмешки.
Глава 16
Расследование по делу группы Василевича, начиная с понедельника 10 января, напоминала танк, которому грязью залепило прицел и все смотровые приборы: он качал стволом пушки, елозил гусеницами взад-вперёд, оставаясь преимущественно на месте, оттого что командир экипажа понятия не имел, в какую сторону ехать, куда стрелять…
Егор, отстранённый от участия в оперативно-следственной группе, теперь ходил на допросы и на очные ставки к следователю КГБ как свидетель, поражаясь дотошности коллеги. Тот высыпал прорву уточняющих вопросов, добросовестно печатая каждое слово ответа. Наверно, был бы бесценным кадром в РОВД, получив в производство два-три десятка уголовных дел о нераскрытых преступлениях. Так допрашивал бы любого непричастного (а вы уверены, что ваш двоюродный племянник не имеет отношения к данному преступлению? на чём основана ваша уверенность?), что папки с уголовными делами пухли бы в объёме на радость проверяющим.
Во вторник умер, наконец, Киселёв. В среду из Москвы прилетел Сазонов и вытащил Егора из когтей следователя, пригласив прогуляться к Немиге. Наверно, разговор ожидался настолько конфиденциальный, что не хотел вести его в стенах КГБ.
— Завтра объявят преемника Киселёва, и это будет огромная неожиданность для всего местного начальства. В том числе для родителей «золотой молодёжи».
— Их же всех выпустили под подписку?
— Да. Архаровцы на свободе, но на коротком поводке, родители плачутся в прокуратуру, в ЦК… Ну а что нам прокуратура и ЦК? Всё законно, ждите, куда ветер дунет. Но я с тобой хотел поговорить о другом.
— Весь внимание.
Наверно, со стороны они напоминали чиновного дядюшку и племянника-студента. В пальто с каракулевом воротником и норковой тёмно-коричневой шапке полковник выглядел ответственным чиновником, вправляющим мозги студенту-племяннику.
— Наверху созрел план: ликвидировать союзные республики, сделать подобие штатов. Проложить границы не по национальному, а территориально-экономическому принципу. Как губернии в дореволюционной России. Нам поручено провентилировать настроения.
Егор думал с минуту. Ни о чём таком в прошлой жизни не слышал.
— Начну с того, что ничего не получилось, Союз развалится на пятнадцать республик. Но представьте, в каком восторге, граничащем с оргазмом, катались бы первые секретари губернских комитетов партии, стань они главами независимых государств. Сотни государств! Из них многие просто не выжили бы, слишком мелкие. Польша, не подавившись, проглотила бы Брестскую и Гродненскую губернии. Брестскую и Гродненскую республику, если хотите.
— То есть ничего подобного не произошло, либо мы живём в иной версии истории, чем известна тебе.
— Да, Виктор Васильевич. Но пока всё совпадает.
Лейтенант шёл, запрокинув голову. На лицо падали снежинки. Сазонов, наоборот, наклонился вперёд, одолеваемый проблемами.
— Про грядущий распад СССР наш генерал Андропову не доложит. Нужны иные аргументы. Какие настроения у молодёжи? Тех же филфаковских националистов?