— Боюсь, мне спокойный сон не грозит до конца дней.
— Значит, Браккара снова получила по зубам? — растянул губы в улыбке, от чего встопорщились щёгольски подкрученные усы, лейтенант Уно. — Вначале от вас, потом от нас. Вы слышали о сражении в шхерах острова Калвос?
— Так, краем уха…
— О! Об этом должны знать все! Адмирал Жильон альт Рамирез самовольно атаковал галерами пять каперских каракк браккарцев. Сжёг и затопил вместе с экипажами. Ни один не ушёл!
— Раньше вражеские корабли старались взять на приз, — пожал плечами менестрель.
— Не в этот раз! Так сказал пран Жильон! Или мы уничтожим их, или он нас! Если будем брать пленных или пожадничаем с кораблями, то проиграем. Никакой пощады врагу. Ни одного браккарца в прибрежных водах Трагеры, у острова Калвос и у Святого Игга!
— В городе погромы уже были? — задумчиво поинтересовался Ланс.
Он терпеть не мог браккарцев, и отношение к островитянам ничуть не улучшилось за время вынужденного пребывания в Бракке. Но однажды он оказался в Вирулии в то самое время, когда их дож вступил в непримиримую торговую войну с Айа-Багааном. Тогда южными островами правил ещё батюшка нынешней княгини Зохры, а будущая её светлость с утра до вечера играла в куклы на женской половине дворца.
Началось с какой-то мелочи. Одного из вирулийских купцов обвинили, что сукно, которое он привёз по личному заказу князя Джофара Хассейна алла Табриза из Дома Чёрного Буревестника, гнилое и съеденное молью. Его бросили в подземелье, а потом прилюдно высекли на площади перед дворцом. Торговец отличался слабым здоровьем и, провалявшись в горячке три дня, помер. Правители обменялись нотами протеста и почти уже сговорились выплатить хорошую сумму в серебре семье погибшего, как вдруг кто-то напал на посланника Айа-Багаана в Вирулии, когда он вечером возвращался от любовницы, и несколько раз ткнул ножом. При этом нанятый благородным праном охранник из местных провалился, как под землю. В ответ князь Джофар арестовал все вирулийские корабли, которые находились в порту Айа-Багаана, когда скорбная весть достигла его сиятельных ушей, купцов посадил в яму, куда обычно бросали карманников и заразных шлюх, а товары перевёз на склады, принадлежавшие его Дому.
Следует заметить, что в Вирулии купеческое сословие очень и очень в чести. Многие благородные Дома ведут своё начало от разбогатевшего некогда прапрадедушки и не гнушаются торговлей. Конечно, если покопаться в родословной большинства Домов северного материка, то выяснится, что каждому второму и них дали начало не успехи на полях сражений, а хорошенькая кубышка серебра, скопленная ушлым предком. Но только праны Трагеры, Кевинала или Аркайла тщательно скрывают это. В Вирулии способность провернуть хорошую сделку приравнивалась к умению убивать врагов на дуэлях десятками. Дожа выбирали из высоких Домов, стараясь выдвинуть на эту должность человека сведущего и в военном искусстве, и в политике, и в управлении державой, а в качестве дополнительной привилегии, наделяли его властью даровать дворянство на своё усмотрение.
Злые языки болтали, что вирулийцы покупали себе герб и девиз, как их северные соседи коней и богатую одежду, но, как бы то ни было, на памяти Ланса ни один дож не злоупотреблял своим правом и не раздавал титулы направо и налево. Речь о другом… Вирулийцы очень трепетно относились к торговцам, не прощали их унижений и оскорблений. У каждого, заточённого в зиндан[1] купца в Вирулии остались родичи, друзья и просто приятели, возжелавшие отомстить.
Вряд ли кто-то поднимал горожан — простолюдинов и знать — на кровавую бойню. Скорее всего, как это часто бывает, кто-то начал первым, не скрываясь, городская стража, впрочем, как и «спадаченцо» — личная гвардия дожа, ни сделали ни малейшего телодвижения, чтобы пресечь беспорядки в зародыше. Увидев безнаказанность, прониклись жаждой справедливости соседи мстителей, а следом и весь город взялся за клинки. Гнев обрушился на айа-баганцев, живших а припортовом квартале, а кто побогаче — на западной оконечности, между городской стеной и Собором Святого Сабазина, покровителя виноторговцев. Резали всех — мужчин, женщин, стариков, детей. Не щадили прислугу, даже если те были из местных. Под горячую руку попали не только рождённые на южных островах, но и полукровки, а так же люди, похожие на айа-багаанцев. Не повезло смуглым, черноволосым, черноглазым и кареглазым. Ночь эта осталась в памяти вирулийцев под названием Кровавая Вечерня. Наутро стража и гвардия опомнились, получив нагоняй от дожа, в планы которого не входила война, а ведь дело шло к ней. Слоняющиеся по улочкам шайки опьяневших от крови молодчиков утихомирили — частью разогнали, частью отправили в кутузку, откуда к вечеру выпустили под залог.