– Ненавижу кошек, – Зимин плюнул на пол. – Все мое детство прошло в кошачьей вони. Кошка – это худшее животное, хуже скунса. Вокруг полно гаражей, закоулков, пустырей и помоек, и везде заборы, и везде свалки – дрищи – не хочу. Но все эти окрестные твари собирались в мой подъезд. Они гадили под лестницей, они гадили на лестнице, особенно они любили гадить у меня под дверью! Вот ты представь – осеннее утро, на улице темно, и мне надо идти в школу, мимо железной дороги, мимо бетонного завода, мимо заводских очистных. Я открываю дверь, делаю шаг – и вступаю в дерьмо!
Зимин скрипнул зубами.
– Мне идти в школу, а у меня на ботинке кошачье дерьмо! Я начинаю его вытирать, а оно не вытирается! Совсем не вытирается! А домой я не могу вернуться – потому что дверь захлопнулась! И вот я иду в школу, и вытираю, вытираю, вытираю, а оно не вытирается. Никак! А деваться некуда, я прихожу в школу, и от меня воняет. И все от меня шарахаются! Даже за парту рядом не садятся!
– Так и получаются книги? – спросил Кокосов.
– Примерно, – немного успокоился Зимин. – Вообще, Кокосов, я очень ценю твой юмор, и знаешь что – ты недалек от истины. Друг мой Кокосов, кошки ходят не поперек! Кошки ходят прямо мне под дверь!
Кокосов хотел возразить, но Зимин в очередной раз его оборвал.
– Под дверь! – повторил он. – Под дверь! А еще шерсть везде! Вся одежда в шерсти, потому что они терлись о мою дверь! Я все время болел кошачьими болезнями, это удивительно омерзительно… Впрочем, я немного отвлекся. Экскурсия продолжается! Ну, Кокос, хочешь увидеть, насколько кривы кошачьи тропы?
– Я не знаю…
– А я знаю!
Зимин схватил Кокосова за руку и поволок по лестнице на площадку первого этажа.
– Стертые ступени, – сказал Зимин. – Стертые ступени, кривая лестница, перила совсем расшатаны, мы жили на третьем этаже, а вот на первом… Тсыы-ы! Звучит торжественная музыка, можно сказать, фанфары!
Зимин остановился, указал на дверь за № 1. Дверь выглядела сурово. Сквозь засаленное подъездное окно пробивался слякотный дневной цвет, в его печальных лучах проглядывала дверь, которая некогда была обита красным дерматином, теперь этот дерматин свисал рваными полосами, казалось, что дверь штурмовала разгневанная стая динозавров-недомерков. И небезуспешно – короб двери оказался изрядно выворочен, торчали наружу гвозди и тряпки утеплителя.
Зимин подошел к двери, сделал невиннейшее лицо и постучал в косяк. И сразу же, не дожидаясь реакции, принялся пинать дверь ногой, злобно и громко, отчего дрожал весь дом и дребезжали стекла.
Кокосов поглядел на Зимина вопросительно.
– Пригороды, – пожал плечами Зимин. – Простота нравов.
И продолжил стучать. От каждого удара из щелей в стенах высыпался мусор, Кокосов закашлялся.
– А звонок? – спросил он.
– Это муляж.
Зимин ударил дверь с повышенной силой, и она открылась с резким скрипом. Кокосов сморщился от затхлого запаха, вырвавшегося из жилища, впрочем, вполне могло быть, что запах продуцировало не жилище, а субъект, появившийся на пороге. Это был мужчина неопределенного возраста, с бородой, с татуировками, в трусах. Мужчина подслеповато уставился на Зимина, потом, кажется, опознал.
– Витя… – с ностальгическими нотками выдохнул он. – А помнишь, как пескарей на Поганке удили?
– А как же, – цинично кивнул Зимин. – Прямо как сейчас. Но об этом после. Сейчас о важном. А ну-ка, представься этому гражданину.
Зимин указал на Кокосова.
– А он не пристав? – прищурился мужчина.
– Ты не пристав? – на всякий случай спросил Зимин.
– Нет…
– Он не пристав, можешь быть с ним абсолютно откровенен. Представься, будь другом.
Мужчина в майке и трусах несколько – в меру сил – приосанился и произнес голосом, в котором чувствовались некоторые рудименты человеческого достоинства:
– Иван Арчибальдович.
И тряхнул остатками волос, и несколько завалился вперед, так что Зимину пришлось удержать его выставленной ладонью.
– Фамилиё назови, Арчибальдыч.
Иван Арчибальдович сконцентрировал человеческое достоинство в кулак, произнес с определенным вызовом:
– Холин. Иван Арчибальдович Холин.
– Дворянин, между прочим, – Зимин кивнул на Холина.
Кокосов вопросительно поднял брови.
– Потомственный, – с гордостью подтвердил Холин. – Мой род восходит к тем десяти родам…
– Не надо генеалогии, Холин, – остановил Зимин. – Это скучно. Расскажи нашему другу, кем ты по профессии будешь?
– Я? Я про профессии пианист-виртуоз…
– Спасибо, Арчибальдыч, ты человек эпохи Возрождения.
Зимин бережно подтолкнул Холина в грудь и закрыл дверь. Холин не стал прорываться, затих.
– У него клавесин дома, – сказал Зимин, придерживая дверь. – Он на нем по пятницам играет. А еще Холин был в Японии. Кстати, там он немного помешался на самураях и прочей этой радости. Правда, не мультимиллиардер.
Кокосов промолчал.
– Идем дальше, – Зимин перешел от квартиры № 1 к квартире № 2. – Тут тоже много интересного.