Фантастика чехословацких писателей

– А вот здесь вычерчивается сейсмограмма. – Селенолог осветил бумажную ленту, и они увидели волнистую черту. У самого кончика самописца волны как бы лихорадочно заметались.

– Что это значит? – доктор дотронулся до защитного стекла.

– Прибор зарегистрировал наши шаги. А возможно, биение сердца.

– Несмотря на ковер?

– Да, несмотря на то что лестница и пол изолированы.

– Я с сожалением констатирую, – Родин на секунду замолчал, но морщинистое лицо селенолога было непроницаемым, – что мы не очень-то продвинулись вперед в расследовании дела. Мы хотели бы кое-что уточнить.

– Понятно. Вас интересует, не я ли убийца Шмидта.

Позже, вспоминая этот драматический момент, доктор

Гольберг заметил: «Я был потрясен, майор, но вы даже глазом не моргнули. Это было великолепно наблюдать, как вы оба соревнуетесь в выдержке».

– Совершенно верно. – Родин поудобнее уселся в кресле. – Не трудно ли вам объяснить, почему вы не могли быть убийцей?

– На родине моих предков сохранилось много пословиц. Разрешите привести одну из них: «Тигр не допрыгнет до орла».

– То есть вы хотите сказать, что в момент смерти

Шмидта были далеко от него?

– Наслаждение – купаться в росе, но еще большее наслаждение – говорить с человеком, который понимает тебя. Именно это я и имел в виду. В момент, когда раздался сигнал тревоги... – . .я был здесь. Именно на этом месте.

Еще точнее – я только что вернулся.

– Могу ли я узнать, откуда именно?

– Снизу. Из шахты. Ежедневно до обеда я спускаюсь вниз, проверяю приборы и делаю об этом отметку.

– Значит, в критический момент вы спускались по лестнице, какое-то время проверяли сейсмограф и снова вернулись. Правильно?

– Абсолютно правильно.

– Сейсмограммы сохраняются?

– Вы хорошо знаете свое дело, полковник!

– Майор, с вашего позволения.

– Простите. Вы неплохо ориентируетесь в незнакомой обстановке. С вами приятно побеседовать.

Юрамото поднялся и подошел к ящику у стены.

– Здесь находится субботняя сейсмограмма.

Наклонясь над развернутой лентой. Родин внимательно слушал объяснения селенолога. Юрамото достал другие сейсмограммы, и майор начал сравнивать их между собой.

– Не объясните ли. .

– С удовольствием. Я пришел сюда в 10:31 утра. До

10:49 (с точностью до секунд) сейсмограф ничего особенного не зарегистрировал, так как я сидел за столом и писал. Вот здесь сейсмограмма начинает отмечать мой спуск, пребывание внизу, подъем наверх. Вот это – удар дверей в шлюзовой камере, а что означает эта линия, вы наверняка угадаете. .

– Удаляющиеся шаги.

– Да, когда я бежал к базе. Эти вот незначительные, неравномерные отклонения я бы отнес за счет людей, бежавших к радиотелескопу, и переполоха, вызванного первым убийством на Луне.

Родин поднял глаза и посмотрел на Гольберга – в глазах доктора мелькнули изумление и растерянность. Он снова повернулся к Юрамото.

– Это похоже на алиби.

– Нет, – улыбка селенолога была очень дружелюбной, но в ней чудилось сочувствие, – это и есть алиби.

– Вы так думаете?

– Твердо знаю.

– Я буду откровенен, профессор, вы, вероятно, поймете меня. Мне нужна полная ясность. А что, если это не субботняя сейсмограмма? Что, если на ней заранее или позднее было что-нибудь подрисовано?

– Должен вас разочаровать, майор. Мое алиби неоспоримо. Я уже говорил, что ленту обычно меняю в полдень.

На это уходит немного – всего две-три минуты. Но это значит, что мы ежедневно теряли бы эти несколько минут.

Во избежание потери времени с 10:50 до 12:10 самописцы одновременно записывают сейсмограмму на две ленты.

Селенолог развернул перед майором обе ленты. Он прав. В этом не оставалось ни малейшего сомнения. На субботней ленте действительно были зарегистрированы те же колебания. Они неопровержимо доказали алиби Юрамото.

– Еще два вопроса, если позволите, – устало сказал следователь.

– Кто даст напиться путнику, сам не будет страдать от жажды. Но у верного ли вы источника, майор?

– Не сомневаюсь. Итак, первый вопрос: почему на сейсмограмме не зарегистрирована тревога? Точнее, выстрел из ракетницы?

– Потому что сейсмограф не реагирует на свет.

Снова этот скрытый сарказм в словах Юрамото. «Не начинают ли у меня сдавать нервы, не поддаюсь ли я раздражению?»

– А ударная волна распространяющихся газов, возникшая при выстреле, была слишком слабой, – продолжал селенолог. – Что же касается сотрясения, которое приборы отметили в критический момент, то это, возможно, отдача.

Тело перенесло этот, разумеется ослабленный толчок, на лунную поверхность.

– А почему вы говорите – возможно?

– Потому что отклонение слишком сильное, а радиотелескоп сравнительно далеко. Скорее это все-таки удар или прыжок вблизи от базы. Я затрудняюсь это объяснить.

– Вы сказали – прыжок?

– Да, прыжок или падение с большой высоты.

– Благодарю вас. И последнее – почему вы решили, что

Шмидт убит?